Автор популярных во всем мире детективов Ю Несбё приехал в Москву, чтобы лично представить свой последний роман "Леопард". В одной только Норвегии романы Несбё вышли суммарным полуторамиллионным тиражом, а по всему миру – в одиннадцати миллионах копий на сорока языках. "Леопард" – восьмой роман Несбё об инспекторе Харри Холе – весьма колоритной и неоднозначной личности, которую можно было бы назвать "Доктором Хаусом от криминалистики", если бы Харри не появился за семь лет до Грегори.
Еще Несбё пишет детские книги (на русский язык они пока не переведены) и является лидером рок-группы Di Derre, исполняющей традиционный "мужской" рок. Но эти две свои ипостаси он тщательно разделяет и о музыке предпочитает не говорить. "Лента.ру" поговорила с автором о его последней книге и феномене современной скандинавской литературы. От вопроса о Брейвике норвежскому детективщику также уйти не удалось.
Лента.ру: В большинстве ваших книг действует сквозной главный герой – инспектор Харри Холе. Что появилось раньше? Вы сначала придумали необычного персонажа, потом интригу, или сначала придумали детективную интригу, а потом персонажа, который мог бы с ней справиться?
Ю Несбё: В моем первом романе ["Нетопырь", 1997 – прим. "Ленты.ру"], я не так много думал о персонаже. Я нашел ему пару черт, вроде алкоголизма, и отправил из Осло в Австралию (там происходит действие первого романа). Там начали происходить ужасные события, и я уже больше думал над ними. Лишь постепенно герой начал усложняться и приобретать новые черты. Так всегда происходит, когда ты даешь героям говорить. Я порой сам удивляюсь тому, что они вытворяют.
Все знают слова Флобера "Госпожа Бовари – это я"…
Правда? Флобер так говорил? Надо же…
…и признание Конан-Дойля, что, конечно же, Шерлок Холмс – это он сам. В какой степени Холе – это вы?
Когда я начинал писать о Харри, я думал, что он – моя полная противоположность. Он выглядел по-другому, говорил по-другому. Но с годами я осознал, что невозможно избежать того, чтобы главный герой не перенимал каких-то черт автора. Харри разделяет большинство моих, скажем так, основополагающих моральных ценностей, мою любовь к поп-культуре, у нас общие музыкальные вкусы. То есть я не могу полностью подписаться под словами Флобера и Конан-Дойля, но что-то общее у меня с героем, безусловно, есть.
У нас в России невозможно представить, чтобы детективный роман принимал участие в престижном литературном конкурсе, в русском аналоге "Букера". Любовный роман может, детективный – никогда. А в Норвегии – может?
О да! Я получил "Приз книгопродавцев", причем дважды. Обычно его вручают авторам "нормальных" романов. И еще меня включили в длинный список одной престижного международной премии. Это пока официально не подтверждено, поэтому я не скажу более конкретно. Конечно, детективы во многих странах считаются "литературой второго сорта", но сейчас и в Норвегии, и более-менее по всему миру существует та тенденция, что детективы из киосков перекочевывают на полки книжных магазинов. И множество талантливых "серьезных" авторов пробуют свои силы именно в этом жанре. Например, Карин Фоссум. Она писала стихи, а потом переключилась на детективы. Или взять таких писателей, как Ларс Кристенсен, Ян Кьерстад, Рой Якобсен. Это не детективщики в полном смысле слова, но в их романах присутствуют элементы детектива – преступления, расследования.
Последние несколько лет в России и во всем мире говорят о "буме скандинавской литературы". И эта волна породила два мифа. Первый – что правительства скандинавских стран, в частности – Норвегии, активно поддерживают свою литературу. Выдают гранты писателям, издателям, переводчикам. Это правда?
Ну да.
Вы лично получали грант?
Ну, кто-то же оплатил мой приезд в Москву [обычно расходы по приезду иностранного писателя несут сообща издательство и институт культуры соответствующего посольства – прим. "Ленты.ру"]. Скажите, а сколько в России профессиональных писателей, которые живут на то, что сочиняют романы?
Ну, я думаю, три-четыре. Самое большее – шесть-семь. Остальные – журналисты, сценаристы, даже бизнесмены.
А как вы думаете, сколько их в Норвегии? Примерно сто пятьдесят. При населении Норвегии в пять миллионов. Я задавал тот же вопрос во Франции, мне отвечали – пятьдесят-шестьдесят. При населении свыше шестидесяти миллионов. В Норвегии столько писателей, в частности, потому, что каждая книга – ну, если не каждая, то восемьдесят процентов опубликованных книг, – пройдя апробацию в "cовете по делам писателей" (writers council) на предмет качества, получают государственную поддержку. В частности, на них еще до публикации делают предзаказ, чтобы распределить между пятнадцатью тысячами норвежских библиотек две тысячи экземпляров. Так что, выпуская по книжке в год, вполне можно прожить. А если не каждый год – ну, надо иметь понимающую жену.
Второй миф – восприятие "скандинавской волны" как чего-то единого. Чувствуете ли вы сами какое-то родство со своими коллегами из Дании, Швеции, Финляндии?
Это верно, у нас у всех более-менее похожие языки, мы понимаем друг друга. И мы встречаемся время от времени. Но мы не тусуемся, не устраиваем совместных чтений, ничего такого. Я даже почти не читаю современную скандинавскую прозу, потому что у меня нет времени. Одну-две книги в год, не больше. Словом, никакой "дружеской конкуренции", как у "Битлз" с "Роллинг Стоунз" в шестидесятые: "Они записали отличную песню, нам тоже немедленно нужно записать такую же!"
Кстати по поводу "Биттлз" и "Роллинг стоунз". Насколько сильно влияние в Норвегии англо-американской литературы? Чувствуете ли вы конкуренцию?
Что касается детективов, то конкуренция идет скорее из Швеции. А также из Дании и Исландии. Но гораздо острее конкуренция не писателей другом с другом, а литературы с кино и телевидением. У людей не так много свободного времени, и им приходится выбирать - читать или смотреть. Может быть, кто-то и воспринимает Стига Ларссона как конкурента, только не я. Потому что именно он вернул многих людей к чтению, напомнил о книге как о способе провести свободное время. И не только о детективе, а о книге как таковой! Я был в Испании, и люди говорили мне, что роман Стига Ларссона был первой книгой, которую они прочитали за долгое время. Так что я не думаю, что между разными писателями есть конкуренция. Пусть читают разные книги!
Давайте обратимся к вашей последней книге, к "Леопарду". Книга начинается c того, что главный герой возвращается домой после полугодичного пребывания в Гонконге и думает: "Норвегия тем хороша, что в ней никогда ничего не меняется". Если бы он вернулся в Норвегию сейчас, после "дела Брейвика" – он бы заметил какие-то изменения?
Если бы вы меня спросили месяц назад, я бы ответил: "изменилось все". Но сейчас я отвечу: "не изменилось ничего". Сейчас то, что случилось, воспринимается в Норвегии скорее как стихийное бедствие, чем как проявление какой-то политической тенденции в норвежском обществе. Это не была атака из-за границы, как в Штатах, которые после одиннадцатого сентября обнаружили с изумлением: "мир ненавидит нас! За что?" Это была трагическая нелепость. Поэтому я не уверен, что общество сильно изменится: оно не чувствует необходимости меняться. Посмотрим… Спросите меня об этом через год, я отвечу лучше.
Может ли ваш ответ стать литературным? То есть принять форму романа?
Ну… То, что случилось, конечно, окажет влияние на книгу, которую я сейчас начал писать… Но понимаете, какое дело: если вы меня спросите – что больше способно изменить Норвегию, это трагическое событие или появление пятого айфона – я не знаю, что вам ответить. Вот появится в будущем году iPhone 5 и все только о нем и будут говорить, а это стихийное бедствие забудется. Потому что это не была Аль-Каеда, не был заговор из 20 человек. Это случилось и прошло. Мои романы о расследованиях, а тут нечего расследовать.