В понедельник, 12 августа, состоялся первый тур телевизионных дебатов между кандидатами на пост мэра Москвы. На этой неделе пройдут еще два раунда дебатов, всего их будет 12, последние запланированы на 6 сентября, за два дня до голосования. После долгих колебаний руководство столичного телеканала «Москва 24» решило все-таки пустить дебаты в прямом эфире, а не в записи. Однако это не добавило дебатам интриги ― тяжеловес гонки, врио мэра Москвы Сергей Собянин от разговора с оппонентами уклонился. Глава общественного штаба Собянина Людмила Швецова пообещала, что действующий градоначальник «сосредоточится на своей предвыборной работе, на непосредственном общении с москвичами, с избирателями».

Отказавшись от дебатов, Собянин последовал примеру других российских лидеров последних двух десятилетий: в предвыборных дебатах не участвовали ни Борис Ельцин, ни Владимир Путин, ни Дмитрий Медведев. Отказывался от дебатов и предшественник Собянина на посту мэра Москвы Юрий Лужков (трижды, в 1996, 1999 и 2003 годах, избиравшийся народным голосованием).

«Лента.ру» вспомнила мировую историю предвыборных дебатов, которые завоевали популярность не так давно, как кажется, и выяснила, почему кандидаты иногда отказываются в них участвовать.

Президентские дебаты в США

Дебаты между двумя или сразу несколькими кандидатами на выборные должности случались и в дотелевизионную эру, причем говорить приходится в основном о США. К началу XX века в Европе только в Испании, Норвегии, Франции и Швейцарии восторжествовало всеобщее избирательное право (естественно, для мужчин); даже в Германии, где право голосовать на выборах в рейхстаг по настоянию Бисмарка получили все половозрелые мужчины, местные ландтаги избирались на основе имущественного ценза. Неудивительно, что все классические демократические процедуры получили наилучшую обкатку именно в Америке. Чего стоит серия из семи выездных дебатов в разных городах между кандидатами в Сенат Авраамом Линкольном и Стивеном Дугласом по поводу отмены рабства. Однако до распространения ТВ и радио предвыборные дебаты были все-таки редким исключением. В тех же США, например, до середины XX века кандидаты на президентский пост делали ставку на традиционные многодневные турне по стране, «кампании по первому требованию». У президента Франклина Делано Рузвельта в 1943 году даже появился «поезд №1», знаменитый «Фердинанд Магеллан», с площадки которого пять лет спустя его преемник Гарри Трумэн потрясал газетой The Chicago Tribune; ее передовица неверно отдавала победу на президентских выборах Томасу Дьюи.

Политики не всегда тянулись к народу, иногда народ тянулся к ним — с помощью спонсировавших кандидата железнодорожных компаний, предоставлявших скидку всем желающим добраться до места жительства политика. Такую «кампанию с переднего крыльца» вел победитель выборов 1896 года Уильям Маккинли, собравший в своем поместье в Кэнтоне (штат Огайо) 600 митингов, в которых приняли участие в общей сложности 750 тысяч человек.

Но к середине XX века этот жанр «общения с народом» стал угасать ― с развитием сначала радио, а затем и телевидения информация о предвыборной кампании начала поступать избирателям в режиме реального времени. Пионерами в этом процессе снова оказались Штаты. Первые настоящие дебаты в прямом эфире прошли в 1948 году во время президентских праймериз Республиканской партии в Орегоне: Гарольд Стассен и Томас Дьюи обсуждали, как и зачем объявлять вне закона коммунизм. А затем началась эра «теледемократии».

В 1960 году исходя из того, что телевизионные дебаты уже являются частью реальности, от которой никуда не уйдешь, Конгресс внес поправки в параграф 315 Кодекса США, который определяет права и обязанности кандидата на выборную должность и который с 1934 года запрещал вещателям избирательно приглашать в эфир политиков, не давая слова их оппонентам. Федеральной комиссии по коммуникациям пришлось признать, что предоставление равного доступа всем участникам гонки, если ему следовать дословно, «иссушает содержательное радио- и телеосвещение политических кампаний». Так что поправки в закон сделали возможной встречу в телеэфире между вице-президентом Ричардом Никсоном (казалось бы, обреченным на победу) и молодым сенатором-демократом Джоном Кеннеди. Их дискуссию потом назовут «Великими дебатами».

Никсон, восемь лет занимавший вице-президентский пост, не сомневался в своей победе над выскочкой-демократом: Америка никогда еще не приводила к победе на президентских выборах католика, к тому же сам Никсон слыл отличным оратором, что продемонстрировал еще в 1952 году, выступив с 30-минутной речью в телеэфире. Однако тут его постигла неудача ― в ходе первого тура дебатов моложавый Кеннеди разгромил своего соперника, чувствовавшего себя неуютно перед камерами и обильно потевшего в прямом эфире. В последующих схватках Никсон отыграл ситуацию назад, но в условиях жесткого противостояния с почти равными рейтингами переломить ситуацию в свою пользу уже не смог. «Характер и смелость, которые проявили эти двое джентльменов, задает высокий стандарт для будущих поколений. Очевидно, они создали прецедент. Возможно, они установили новую традицию», ― закончил эту серию дебатов модератор Куинси Хоув с ABC News.

Он ошибся. Никсоновская оплошность сослужила плохую службу самому жанру теледебатов ― следующие три кампании прошли без них, участники президентских гонок отказывались от публичных дискуссий. Однако к середине 1970-х стало понятно, что глава государства вряд ли сможет вести «кампанию из Розового сада». Такую позицию в 1976 году занял президент Джеральд Форд ― он фактически не участвовал в гонке до самого октября (выборы в США проходят в первый вторник ноября), предпочитая использовать риторику «проверенного лидера», постоянно занятого проблемами страны. Однако очков ему это не прибавило: возглавив страну после отставки Никсона на волне Уотергейтского скандала, Форд в президентском кресле чувствовал себя неуютно ― его же никто не избирал (Форд — единственный «назначенец» среди президентов США: по Конституции, кресло Никсона должно было достаться вице-президенту Спиро Агню, который избирался вместе с Никсоном в 1972-м; однако Агню подал в отставку за год до «Уотергейта», его самого обвинили в уклонении от налогов; в итоге Конгресс назначил вице-президентом Форда). Форд все же согласился на дискуссию с демократом Джимми Картером, и опять — себе в убыток. Выборы выиграл Картер, сделавший ставку на выстраивание образа «человека из народа» — в предвыборной агитации, например, он позировал на фоне своей арахисовой фермы.

С тех пор, однако, дебаты стали обязательной частью президентской гонки, хотя и не всякий раз организовать их было делом простым. В 1980-м дискуссия едва не сорвалась, и провести встречу между Картером и Рональдом Рейганом удалось всего за четыре дня до выборов. В 1992-м был даже внесен законопроект, устанавливающий обязательный порядок участия в президентских дебатах, его автором выступил сенатор-демократ Пол Уэлстоун. Но смелое предложение было похоронено, причем при полном единодушии демократов и республиканцев. Но к этому времени представить себе отказ соискателей президентского кресла от разговора с оппонентами было уже практически невозможно.

В дальнейшем телевизионные дебаты в прямом эфире стали проводиться и между кандидатами «третьих партий» (их, правда, во исполнение гражданского долга транслировали только общественные телеканалы, а не мейджоры кабельного телевидения). В конце концов к дебатам обратились и в ходе партийных кампаний по выдвижению кандидатов, так называемых праймериз.

Дебаты в США на местном уровне

На региональном уровне в тех же США все очень зависит от конкретных политических условий, ведь разграничение федеральных полномочий, полномочий штатов и местной власти настолько велико, что в Америке даже нет централизованной иерархии избирательных комиссий. Соответственно, и требования к выборам разного уровня могут быть абсолютно разными.

Обязательный характер предвыборных дебатов установлен законами штата Кентукки и Нью-Джерси, городов Лос-Анджелес и Нью-Йорк для тех кандидатов, которые прибегают в ходе кампании к финансированию из общественных фондов. Это единственное условие для наложения такого обязательства на кандидатов; Верховный суд США считает, что кандидата, который не пользуется общественными деньгами, принудить к дебатам нельзя, поскольку это будет нарушением Первой поправки к Конституции, гарантирующей гражданам как свободу слова, так и свободу от принуждения высказывать свое мнение.

Такой порядок стал частью административного кодекса Нью-Йорка после 1993 года, когда два лидера гонки, действующий мэр Дэвид Динкинс и шедший от республиканцев Рудольф Джулиани, так и не смогли договориться об условиях публичных дебатов. Демократ Динкинс требовал пригласить к дебатам кандидата Консервативной партии Джорджа Марлина. Он настаивал на том, что это будет «по-американски», а Джулиани, у которого Марлин при любых раскладах отбирал бы голоса, участию конкурента всячески противился.

Во время обсуждения реформы приводились разные аргументы в ее пользу. Дебаты для кандидатов являются одной из возможностей донести их послание до адресата, то есть до избирателя. Личные встречи с избирателями позволяют охватить в совокупности на порядки меньшую аудиторию, чем участие в телевизионных дебатах. Публичный спор с оппонентами к тому же нивелирует огрехи кампании, которые становятся возможными при передаче информации от кандидата из вторых рук, то есть через СМИ.

Для самого же избирателя дебаты — «возможность сравнить и выделить кандидатов, сошедшихся лицом к лицу». Такая полемика дает возможность четко определить различия между платформами участников гонки, «информируя и мотивируя избирателей, что приводит к улучшению здоровья демократических институтов и, в конце концов, формированию более ответственного и эффективного правительства». Собственно, большинство теоретиков демократии, например, Юрген Хабермас и Сеймур Липсет, так об этом и говорят: демократия возможна только там, где граждане хорошо информированы и как избиратели делают информированный выбор.

Правда, тогда же перечислялись и слабые места дебатов как предвыборной технологии: дискуссия с оппонентами может оказаться не более чем обменом личными выпадами и колкостями, а комментарии экспертов насчет того, кто выиграл или проиграл тот или иной раунд спора, могут влиять на мнение избирателей и на их способность делать независимые выводы из происходящего. Ученые к этому добавляют: «узнавание» каких-то фактов от кандидата или о кандидате совершенно не означают подлинного «знания» их ― избиратель всегда подвержен дезинформации, которую ему могут транслировать кандидаты.

Собственно, это вызывало неоднократные нарекания со стороны экспертов и прессы, разуверившихся в публичных дискуссиях. «Игрой в шарады, а не дебатами» называл выступления Джорджа Буша-старшего и Майкла Дукакиса в 1988 году ведущий CNN Бернард Шоу, а его коллега с CBS, гуру американского телевидения Уолтер Кронкайт ― «надувательством, частью неосознанной фальсификации».

Но лучшего способа презентовать общественности политиков телевидение не нашло. Дебаты «приобрели критическое значение для того, как наш народ избирает лидера», признавал перед Конгрессом в 1993 году исполнительный продюсер телеканала NBC Уильям Уитли. И все же иногда это не мешает кандидатам, безоговорочно уверенным в своей поддержке, отвергать призывы оппонентов встретиться лицом к лицу. «Житейская мудрость говорит, что лидирующий в рейтингах кандидат должен избегать дебатов из-за риска оказаться в сложном положении. Лидер чаще теряет, чем приобретает в ходе дебатов», ― описывали журналисты отказ мэра Лас-Вегаса Кэролайн Гудмен от встречи с противником.

Дебаты в Западной Европе

Американская история в общих чертах повторилась и в западно-европейских демократиях. С тем, правда, условием, что сохранявшийся до начала 1960-х тотальный государственный контроль над ТВ и радио отсрочил саму постановку вопроса о проведении теледебатов.

До 1939 года Британская телерадиовещательная корпорация («Би-би-си»), например, вообще строго соблюдала запрет на освещение какой-либо политической деятельности в течение трехнедельного предвыборного периода, а в 1944-м та же «Би-би-си» ввела «правило 14 дней», обязавшись не позволять дискуссии ни об одном законопроекте в последние две недели перед его рассмотрением в парламенте. То же самое правило применялось и в отношении второго государственного вещателя, ITA (ITV), появившегося в 1954 году. Ограничения были сняты в 1959 году, но сухой академизм освещения политических баталий оставался отличительной маркой британского телевидения на протяжении последующих трех десятилетий. Это имело свой смысл: в 1992 году 78 процентов британцев заявили, что доверяют тому, как освещают избирательные кампании «Би-би-си» и ITV, но немудрено, что жанра такого политического шоу, как предвыборные дебаты, эти телеканалы не произвели. Хотя попытки устроить дебаты со стороны политиков предпринимались.

Еще в 1964 году лидер лейбористской оппозиции Гарольд Вильсон вызвал консервативного премьер-министра Алека Дугласа-Хьюма на дебаты. Из дома 10 по Даунинг-стрит поступил ответ, который вполне мог прозвучать и из уст всех трех российских президентов и обоих московских мэров: «Вы получите что-то вроде чарта Top of the Pops. Вы получите лучшего актера в качестве лидера страны, а этому актеру будет суфлировать сценарист». От дебатов лидеры британских партий последовательно отказывались более 40 лет: Маргарет Тэтчер, к слову, утверждала, что дебаты в президентском стиле, как в США, чужды для Великобритании. Это, кстати, вовсе не голословное утверждение: многие исследователи признают, что «президентизация» дебатов противоречит принципам парламентской демократии, поскольку исключает из полемики третьи политические силы. Но Тэтчер, конечно, была движима другой мотивацией ― ей и так прилично доставалось от лейбористов во время еженедельных ответов премьера на вопросы в парламенте.

В итоге в Великобритании полноценные телевизионные дебаты состоялись только в 2010 году. В них приняли участие лидеры трех крупнейших партий, тогдашний премьер Гордон Браун от лейбористов, лидер оппозиции Ее Величества консерватор Дэвид Кэмерон и либерал-демократ Ник Клегг. Но и тогда не обошлось без скандалов: Шотландская национальная партия и националисты из UKIP горячо протестовали против того, что их представители были отодвинуты телевизионщиками в сторону.

Запоздалый переход к жанру дебатов, признают аналитики, произвел «эффект землетрясения» на британскую политическую жизнь. Дебаты «полностью изменили ритм национальной [предвыборной] кампании и ощущения от нее», 90 процентов всех посмотревших дискуссию трех партийных лидеров признались, что потом обсуждали ее с друзьями.

Во Франции заимствование американской практики теледебатов тоже не пришлось по душе интеллектуалам, посчитавшим это «триумфом театрализации», но прошло куда менее болезненно. Ни Шарль де Голль, ни его преемник и идейный наследник Жорж Помпиду в дебатах не участвовали, но и телевидением не пренебрегали, постоянно выступая с обращениями к нации. И хотя это напоминало игру в одни ворота (руководители государства не снисходили до открытой полемики со своими оппонентами), «политическое телевидение, без сомнения, было изобретено [во Франции] генералом де Голлем», писал французский исследователь Гвеноль Фортен.

В 1974 году прошли первые телевизионные дебаты между Валери Жискар д'Эстеном и Франсуа Миттераном, ставшие для французской политики по-настоящему каноническими. С тех пор почти никто из претендентов на президентский пост от дискуссий с оппонентами не уклонялся, дебаты не состоялись только в 2002 году, когда во второй тур неожиданно прорвался националист Жан-Мари Ле Пен и президент Жак Ширак с презрением отверг возможность дебатировать с ним. В каком-то смысле французам было проще ― политические ток-шоу как предвестники дебатов появились на французском телевидении еще в 1954-1955 годах, а сами политические дуэли проводились только между вышедшими во второй тур выборов, и вопросы, кого приглашать к участию, а кого нет, не стояли. Таким положением, правда, оказались не удовлетворены кандидаты от третьих партий, практически не имеющих шансов попасть во второй тур.

В ФРГ первые теледебаты состоялись в 1972 году, и в них приняли участие лидеры всех политических партий, представленных в бундестаге последнего созыва. Немецкие дебаты сохраняли свой формат на протяжении нескольких следующих десятилетий, но отчего-то не снискали популярности у публики и в 1990-е проводиться перестали. Только в 2002 году этот формат был изменен на «президентский американский», с участием лидеров двух крупнейших конкурирующих партий. За двумя турами дискуссий между действующим премьером социал-демократом Герхардом Шрёдером и оспаривавшим его лидерство христианским демократом Эдмундом Штойбером следил 41 процент немецких телезрителей. За последнее десятилетие прошли еще две федеральные кампании, и, как отмечают немецкие исследователи Юрген Майер и Торстен Фаас, все политические игроки, и лидеры партий, и медиа, и сами избиратели, продемонстрировали значительный интерес к новому формату предвыборной борьбы. Так что можно считать, что дебаты в Германии уже институционализированы и представляют собой «маленькую кампанию внутри кампании».

Жанр теледебатов вошел в политическую жизнь Австралии, Греции, Израиля, Канады, Нидерландов, Польши, Тайваня, Швейцарии, Южной Кореи. За организацию президентских дебатов в Иране с 1987 года отвечает специальная надпартийная комиссия, хотя политическая жизнь Исламской республики куда как отличается от стандартов западной демократии. Государственным телевидением не установлены никакие формальные этические ограничения, и в ходе дебатов кандидаты могут осыпать друг друга ругательствами, прерывать друг друга и покидать студию в знак протеста — как пишет исследователь Негин Хосейни, «оставляя зрителей в состоянии шока».