30 октября в российский прокат выходит военная драма Дэвида Эйра «Ярость», одну из пяти главных ролей в которой сыграл 22-летний актер Логан Лерман. За последние четыре года парень успел пройти путь от Перси Джексона в известной кинофраншизе по серии фантастических романов американского писателя Рика Риордана, до сына Ноя в одноименном блокбастере Даррена Аронофски, ни разу не споткнувшись.
Экипаж танка с намалеванным на стволе пушки словом «Ярость» дрался с нацистами в Африке и в Европе. Танкисты хотят одного — выжить. К экипажу присоединяется зеленый новобранец Норман Эллисон. Он еще не воевал и не успел привыкнуть к тому, что должен быстро и без колебаний обрывать человеческие жизни. Шанс уцелеть становится совсем призрачным, когда экипажу «Ярости» приходится принять участие в самоубийственной миссии.
За роль Нормана Эллисона Логана Лермана прочат в потенциальные оскаровские номинанты нынешнего года. Корреспондент «Ленты.ру» встретился с актером в Британском танковом музее города Бовингтон, чтобы посреди исторических «шерманов» и «тигров» обсудить лагерь для новобранцев, посттравматический синдром и непререкаемый авторитет Брэда Питта.
«Лента.ру»: Говорят, вашу команду целых две недели муштровали в лагере для новобранцев. Было трудно?
Лерман: Мне, наверное, было труднее всего, потому что я, как и мой герой, из нас пятерых наименее физически подготовлен. Остальные-то парни спортивные, а я — книжный червь с самым хилым бицепсом на свете. Идеальный объект для издевательств.
То есть они тебя прямо-таки мучили? Дедовщина процветала?
Было дело (улыбается). Но все неприятные воспоминания я затолкал в дальний угол сознания. Что я действительно запомнил, так это минуты покоя и безмятежности тихими ночами в нашей палатке. Мы отдыхали в спальных мешках плечом к плечу и перед сном рассказывали истории. Это помогло получше друг друга узнать и сплотиться, что было очень важно для фильма. Весь смысл этого подготовительного периода в том, чтобы наши герои воплотились в нас, надо было воссоздать структуру их отношений. То есть как в фильме, так и в жизни, Брэд стал для меня непререкаемым авторитетом — этакий образ идеального отца.
Какие истории вы друг другу рассказывали перед сном?
Ну, подробностей вы от меня не дождетесь, потому что это были очень личные, даже интимные вещи. Мы просто рассказывали о своей жизни, чтобы скинуть покровы и предстать перед боевыми товарищами настоящими. Без маски, без прикрас. Меня, наверное, даже самые близкие друзья так не знают, как Брэд Питт, Джон Бернтал, Майкл Пенья и Шайя ЛаБаф.
Тебе, наверное, приходилось не только физически готовиться, а еще и погружаться в историю?
Это не было обязательным пунктом программы: Дэвид Эйр изучил все, и надо было просто ему довериться. Однако я для себя кое-что читал, потому что Дэвид своим энтузиазмом по части военной техники нас всех заразил. Теперь я могу без зазрения совести утверждать, что о танках времен Второй мировой я знаю примерно все.
Если вдруг, Боже упаси, случится война, ты пойдешь в танкисты?
Мне придется всему учиться заново, ведь современные танки здорово отличаются от старых. Но, если я отправлюсь назад в машине времени и окажусь в 45-м в одном из американских «шерманов», тогда-то фашистам не поздоровится!
Опыт, полученный в «Ярости», помог тебе как-то измениться самому?
Безусловно. Каждый проект меня в какой-то степени меняет, и уж тем более такой психологически сложный, как «Ярость». Я после этого фильма долго отходил, стоило большого труда вернуться к реальности. Пришлось взять длительный отпуск по окончании съемок.
Ну и как же ты возвращался к жизни?
Проводил как можно больше времени с семьей и друзьями. Пытался снова к ним привыкнуть. «Ярость» заставила нас несколько месяцев провести в полной изоляции, запершись в нашем маленьком мирке. Потом я чувствовал себя так, будто и вправду только что вернулся с войны. Теперь хорошо понимаю, что такое посттравматический синдром и что чувствовали представители «потерянного поколения».
Как думаешь, этот фильм станет переломным в твоей карьере?
Вряд ли прямо-таки «переломным». Мне кажется, это не резкий скачок, а всего лишь очередная ступень, логичный шаг в моей карьере. Я всегда старался двигаться поступательно. Я бы не сказал, что у меня были драматичные взлеты и падения (стучит по дереву). Хотя это, безусловно, самый сложный персонаж, которого я когда-либо играл.
Видимо, это еще и потому, что ты сам эмоционально связан с тем историческим периодом через своего деда, который бежал из нацистской Германии в Китай?
Точно. Мой дед родился в Германии, и его увезли в Шанхай в начале 1930-х, когда к власти пришел Гитлер. Мы с ним много разговаривали об этом, и он часто рассказывал о своем детстве в Берлине. Мой дед всегда был первоклассным выдумщиком, поэтому никто не может сказать, какова доля правды в его байках (улыбается). Само собой, он не воевал, потому что был тогда еще совсем юным. Когда война началась, ему было 14. Но все равно он жертва этой войны, пусть и косвенная. Я уверен, что почти в каждой семье, особенно в Европе, найдутся люди, которые так или иначе пострадали от Третьего Рейха.
Ты такой молодой, а уже успел поработать с многими выдающимися актерами — Кристиан Бэйл, Мел Гибсон, Шон Бин, Пирс Броснан, Рассел Кроу, Эмма Уотсон, и вот теперь Брэд Питт. Ты ведь наверняка чему-нибудь у них учишься?
Да, от этого никуда не деться, учиться у старших коллег будешь всегда. Но ты не говоришь себе: «Ага, сегодня мне надо поучиться у Брэда Питта, как поднимать левую бровь». Задним числом я, конечно, осознаю, что в процессе сотрудничества успел у них чему-то научиться. В «Ярости» мы, похоже, вовсю учились друг у друга, как выживать за пределами собственной зоны комфорта. Безусловно, интересный опыт.
Как ты теперь планируешь переплюнуть самого себя в «Ярости»?
Хотелось бы восстановить баланс и сделать что-нибудь абсолютно другое. Моя главная задача — никогда не повторяться. Поэтому я особо и не спешу с выбором проектов. Это обязательно должна быть подходящая роль, но не похожая на предыдущие. Если меня позовут Дэвид Финчер или Пол Томас Андерсон, я побегу спотыкаясь. Даже сценарий читать не буду.
Ты свою первую роль сыграл в пятилетнем возрасте. В какой момент осознал, что актерством можно зарабатывать на жизнь?
Думаю, лет в 12-13. Даже тогда был все еще слишком молод, чтобы задумываться об этом (улыбается). Но именно тогда я перестал быть китайским болванчиком в кадре, который просто отбывает номер за гонорар, а по-настоящему влюбился в кино. Когда начинаешь что-то делать в таком раннем возрасте, к студенческим годам тебе должно все надоесть. Если не надоело, значит, это и есть призвание. Хотя именно актерство мне тогда не было интересно. Это был один из способов познать тайну кинематографа.
Так, может быть, ты планируешь сам когда-нибудь сесть в режиссерское кресло?
Когда-нибудь — обязательно. Но пока я не готов. Лучше и дальше буду изучать обстановку, находясь по другую сторону от камеры. Так надежнее.