Эту статью мы включили в число лучших публикаций 2015 года. Другие лучшие материалы можно посмотреть пройдя по этой ссылке.

Федеральная служба исполнения наказаний (ФСИН) в конце января назвала лучшие тюрьмы 2014 года по бытовым условиям и техническому оснащению. При этом в конкурсе участвовали только те учреждения, в которых не было зафиксировано тяжких преступлений. К сожалению, не всем выпадает шанс отбывать наказание в образцовой тюрьме. Нередко заключенные попадают в такие условия, когда речь идет не столько об условиях содержания, сколько о выживании человека. «Лента.ру» побеседовала с осужденными и правозащитниками, которые рассказали, через что приходится пройти людям, оказавшимся в российской тюрьме.

В 2006 году Руслан Латыпов сел на восемь лет. Тогда ему было 24 года. Первые четыре года он отбывал в ИК-24 города Озерска, а в 2010 году его перевели в ИК-6 города Копейска — ту самую, где в ноябре 2012 года заключенные устроили бунт, протестуя против пыток и систематических поборов.

«Самое мягкое, на что можно было рассчитывать, это избиение. Причем бить старались по гениталиям, чтобы доставить максимальные страдания. В шестой колонии били током, прикрепив оголенные провода к конечностям, при этом человека подвешивали за руки на решетке, которая отделяет основное помещение карцера от входной двери. Я так по 18 часов висел», — голос собеседника в телефонной трубке на удивление спокойный. Вот уже полчаса он рассказывает мне о своей жизни в колонии, а я не могу понять, как человек, переживший такие страдания, может спокойно о них говорить.

Полтора года из восьми лет Руслан провел в условиях штрафного изолятора (ШИЗО), при том что по закону это наказание могут назначить максимум на 15 суток.

Все это время он подвергался побоям и издевательствам со стороны сотрудников колонии.

Избиения и другие издевательства над заключенными, по словам Руслана, были нормальной практикой в обоих учреждениях. Поводом для истязаний могло стать что угодно, будь то незначительное нарушение режима, отказ отдавать деньги или жалоба на условия содержания.

По словам Руслана, сотрудники копейской колонии были весьма изобретательны, придумывая новые способы истязаний.

«Закрепляли на ушах динамики от автомобильных сигнализаций и включали, а потом выходили из помещения и заполняли его перцовым газом, — рассказывает он. — Вдохнуть невозможно, все дерет, кашель до рвоты. Потом, когда газ осядет, они снова входят, снова бьют и опять пускают газ. Летом, когда жара 30-градусная, окна и двери камер плотно закрывали, так что люди от жары и духоты сознание теряли. А зимой, когда мороз минус 30, наоборот, могли открыть все двери и на улицу, и в камеры. Чтобы не замерзнуть, приходилось прижиматься вплотную к трубам отопления, а они горячие. У меня после этого вся спина, все бока в ожогах были».

Заключенных в копейской колонии могли на несколько дней лишить пищи, а медицинская помощь, по словам Руслана, в большинстве случаев не оказывалась вовсе. Помимо физических страданий заключенные подвергались и психологическому давлению. В порядке вещей, говорит бывший заключенный, было включить в ШИЗО на полную громкость какую-нибудь музыкальную композицию, например «Голубая луна» или песни из мультиков, и проигрывать ее непрерывно целый день.

В ИК-24, по словам Латыпова, ситуация мало чем отличалась от ИК-6.

Его били деревянными молотками по коленям за то, что он добивался положенного по нормам питания. «Мне потом после освобождения пришлось операцию делать, чтобы колено спасти, — рассказывает Руслан. — Причем если в шестой колонии старались бить так, чтобы следов не оставалось, то в Озерске, в закрытом городе, они вообще ничего не боялись. Туда же нельзя внезапно приехать с проверкой, пропуск в город надо заранее заказывать. Пока то да се, заключенного спрячут где-нибудь на производстве, и никто его не увидит».

* * *

Олег Аржанухин отбывал 7,5 лет за мошенничество и растрату в ИК-13 Саратовской области. На момент вынесения приговора в 2008 году ему было 47 лет.

«О том, что творится в ИК-13, рассказывали еще в пересыльной тюрьме, — говорит Олег. — Ничего хорошего эти рассказы не обещали. В это учреждение свозили людей по заказным делам из Москвы и там вымогали с них деньги, выбивали нужные показания и явки с повинной. Раскрываемость там была лучше чем на любом "радио милиции". Но и трупов было много. Рассказывали, что в худшие времена, в 2002-2003 годах счет шел на десятки. Я застал там четыре администрации, и каждый раз с приходом нового руководства ситуация повторялась».

По словам Олега бывали периоды, когда ситуация в колонии становилась почти нормальной. Вымогательства и побои обычно прекращались после каких-нибудь резонансных случаев, когда информация о случившемся выходила за пределы колонии. Но затишья были недолгими. Через 2-3 месяца все возвращалось на круги своя.

«В малом карантине, куда раз в неделю приходил этап по 5-10 человек, был план — 100 тысяч рублей в месяц надо было собрать для администрации, — рассказывает Олег. — В большом карантине, где одновременно могли находиться по 100 человек, расценки были другие — по 600 тысяч в месяц. Собирали деньги "козлы", так называемые "активисты" секции дисциплины и порядка. Не брезговали они и более мелким вымогательством — продукты, сигареты, личные вещи. То, что обычно присылают в передачах. Они же выполняли и другую грязную работу — угрозы, побои, изнасилования. У них такой лозунг был: "Чем с ворами чифирь пить, жижицу вонючую, лучше в СДП вступить — секцию могучую". Пьянь и наркоманы. За свою работу они получали всякие привилегии: мобильные телефоны, спиртное, вольную форму одежды, ну и, конечно, вседозволенность. У них там лучшие годы жизни проходили».

Какое-то время после очередного бунта в 2009 году ситуация была терпимой. Но в 2010 году, по словам Аржанухина, в колонии в очередной раз поменялась администрация, и репрессии возобновились уже с удвоенной силой. «Пришел начальником Новиков Олег Николаевич, который, по слухам, эту должность купил, и тут же начал отбивать эти деньги. Поувольнял сотрудников, которых не считал нужным держать, и привел новую команду. Тогда появились сотрудники Четвертных, Данилов, Серов, Павлов и Бобряшов, которых после осудили. Бить и вымогать стали просто беспредельно. Эти были убежденные садисты».

В феврале 2012 года начальником колонии назначили Вадима Бочкарева. Новый начальник поменял «самоуправление» из числа осужденных, а тем, кто не желал выполнять его указания по сбору «налогов», создавались просто невыносимые условия. «Дисциплинарные комиссии заседали каждый день, и каждый день по несколько человек отправляли в ШИЗО, — вспоминает Аржанухин. — Артему Сотникову, который сидел за грабеж и при Новикове был на положении авторитетного зека, предложили создать такую "зондер-команду", которая по указанию администрации занималась бы вымогательством, побоями и изнасилованиями, но он отказался. Началось с угроз ШИЗО и отказом в УДО, а закончилось тем, что его просто забили насмерть. Уже без признаков жизни его перевезли на больницу и сказали, что он от сердечной недостаточности умер. Вы себе только представьте: молодой крепкий парень, спортсмен под два метра ростом. На нем пахать можно было, и вдруг сердечная недостаточность. После оказалось, что его несколько дней избивали, подвесив на дыбу за наручники. Запястья до костей протерты были. Ну да, от этого не умирают. Они ему позвоночник сломали».

Родственники Артема Сотникова не пожелали смириться со случившимся, и делу дали ход. В 2014 году пятеро сотрудников ИК-13 получили в общей сложности 52 года колонии.

Впрочем, Олегу посчастливилось избежать побоев и пыток, которые были и, как он утверждает, остаются обычной практикой в этом учреждении.

Особой изобретательностью в пытках сотрудники ИК-13 и их подручные из числа "активистов", по словам Аржанухина, не отличались. Но компенсировали это усердием. «В зоне все становится известно, — говорит он. — Те же козлы сидят вместо дежурных за мониторами и смотрят картинки со всех камер. Потом все эти рассказы расходятся по отрядам. Но и сами жертвы, само собой, рассказывают многое. Процедура была стандартной: электрошокером человека валят на пол, затем подвешивают за наручники и бьют. Бьют резиновой палкой, деревянными молотками, бейсбольными битами. Могли при этом надеть человеку полиэтиленовый пакет на голову и придушить. Или брызгали в этот пакет дихлофос. Если человек был небольшого роста, его могли ногами затолкать в сейф, закрывали там и начинали долбить снаружи деревянными молотками и палками. У некоторых после этого ушные перепонки лопались».

* * *

По словам координатора правозащитного проекта Gulagu.net и эксперта президентского совета по правам человека Владимира Осечкина, такого рода злоупотребления в пенитенциарных учреждениях носят едва ли не повсеместный характер. С той лишь разницей, что везде они достигают разных масштабов. На этом, по словам правозащитника, строится сотрудничество следователей и оперативников СИЗО и колоний, чья задача предупреждать преступления в стенах учреждений.

По негласной договоренности они оказывают давление на осужденных и подозреваемых, принуждая их к даче нужных следствию показаний, к оговору других людей, к самооговору. Взамен следователи закрывают глаза на превышение должностных полномочий со стороны сотрудников СИЗО и колоний.

В распоряжении проекта Gulagu.net оказалась аудиозапись беседы с начальником одного из региональных следственных отделов Следственного комитета (СК). Сотрудник СК на ней отвечает на жалобы по поводу пыток и жестокого обращения с заключенными в одной из колоний. Мужчина признается, что знаком с ситуацией, но тут же добавляет, что не считает нужным что-то менять.

Материалы по теме:

Тюрьма для тюремщикаКак и за что наказывают сотрудников ФСИН

2 октября 2013

«Я знаю, — говорит следователь, — что это пыточная колония, что там бьют арестантов, но и нас, и ФСБ это вполне устраивает». По его словам, в такую колонию следователи отправляют несговорчивых, и очень скоро они дают нужные показания. Грязную работу, как правило, выполняют «активисты» — осужденные, сотрудничающие с администрацией колонии на взаимовыгодных условиях. В качестве поощрения такие «активисты» получают доступ к сотовой связи, наркотикам и другим благам свободной жизни.

Черная касса взаимопомощи

Поборы с заключенных и создание черных касс, «общаков», по словам экспертов, одна из форм сотрудничества администраций учреждений с криминалитетом.

В Gulagu.net недавно обратилась мать заключенного одного из московских СИЗО, с которого вымогают 350 тысяч рублей. По словам правозащитников, практика поборов с арестованных распространена достаточно широко: в московских СИЗО, например, «смотрящий» за камерой ежемесячно собирает с арестантов по 500-1000 рублей, формирует «общак» и передает его администрации.

В колониях ситуация ничуть не лучше. По словам Руслана Латыпова, в ИК-6 отношение к заключенным формировалось, исходя из их платежеспособности. Чем состоятельней арестант или его родственники, тем больше с него вымогали. «Исключений не было, все должны были платить администрации, — говорит Латыпов. — Кто-то платил больше, кто-то меньше, но бесплатно в Копейске не сидел никто. Если человек совсем ничего не мог заплатить, его отправляли на неоплачиваемые работы. Причем условия труда были просто опасны для жизни. Например, заставляли мыть использованные шприцы с иглами и другой медицинский инструментарий, перепачканный кровью и другими биологическими жидкостями. Даже перчаток не выдавали. Заразиться там можно было чем угодно. Таких, как я, кто отказывался и требовал соблюдения элементарных прав, отправляли в ШИЗО со всеми вытекающими последствиями. Я, например, провел в ШИЗО два года, вообще не выходя из камеры».

Из такой черной кассы, по словам Осечкина, администрация платит взятки разным комиссиям, которые приезжают проверять очередную жалобу. В итоге проверяющие пишут рапорт о том, что факты, изложенные в жалобе, подтверждения не нашли. Безнаказанность сотрудников колоний, по мнению правозащитников, лишь усугубляет ситуацию и поощряет беззакония. Но проблема еще и в том, что люди боятся отстаивать свои права. «Стоит заключенному написать жалобу на действия следователей или администрации СИЗО, его тут же вызывают в оперчасть и недвусмысленно намекают на нежелательные последствия, — говорит правозащитник. — В худшем случае, запускают в камеру несколько "активистов" с палками».

Но и в том случае, если сломать человека не удается, это не гарантирует восстановления его прав. Руслан Латыпов рассказал, что не только он, но и другие заключенные неоднократно писали жалобы в городскую прокуратуру и Следственный комитет и даже получали ответы, в которых было написано, что действия администрации соответствуют законодательству.

«Я пишу в жалобе, что меня подвергают пыткам, что у меня после этого рука не работает, — говорит Латыпов, — а мне отвечают, что в ходе проверки нарушений не выявлено, калорийность блюд и санитарное состояние камеры соответствуют нормам. Просто отписки. Был там такой помощник прокурора Козлов, так тот приходил ко мне, на глазах рвал жалобы и говорил: "Что ты тут жалуешься?! Хочешь, чтоб вас тут вообще не трогали?" Следователь местного СК Чикулин приезжал, я говорю, зафиксируйте побои, смотрите, мне сотрудники палец сломали, а он отвечает: "Я не специалист, я ничего не вижу". Вот и весь разговор. О том, что в колонию приезжали проверяющие из аппарата уполномоченного по правам человека Лукина, мы узнали спустя несколько месяцев от наших челябинских правозащитников. В ШИЗО москвичи даже не зашли».

Места для несговорчивых

Правозащитник Осечкин отмечает, что сотрудничество администрации некоторых учреждений ФСИН с криминальными авторитетами становится зачастую столь тесным, что не всегда понятно, кто именно управляет СИЗО или колонией. В качестве примера он рассказал о случае в новосибирском СИЗО, где в сентябре прошлого года девять криминальных авторитетов и их подручных беспрепятственно покинули свои камеры и жестоко избили арестованного Кенана Джалилова. Пострадавший получил несколько переломов костей черепа и впал в кому.

Позже выяснилось, что личной неприязни к своей жертве «активисты» не испытывали, но Джалилов бесконечно писал жалобы на администрацию СИЗО, а также подал два иска по поводу заражения ВИЧ и гепатитом. Все это не нравилось начальнику СИЗО и его подчиненным. Вот они и решили, по словам правозащитников, устранить проблемного арестанта руками бандитов. Осечкин говорит, что местные следователи поначалу не желали расследовать это преступление и только после многократных обращений в СК, ФСИН, Генпрокуратуру и Минюст дело сдвинулось с мертвой точки.

* * *

Сейчас готовится еще несколько обращений. В конце прошлого года ЧП произошло в ИК-19 Иркутской области. Как рассказал Владимир Осечкин, 15 декабря в ШИЗО в очередной раз был избит осужденный Дмитрий Стряпков. В знак протеста он вбил себе гвоздь в грудь, но вместо оказания медицинской помощи его снова избили и оставили в камере. Через некоторое время Стряпков умер. Правозащитники видели его труп в морге. По их словам, на момент осмотра гвоздь так и торчал у него в груди.

В конце прошлого года произошел еще один громкий случай, после которого вся страна узнала о СИЗО-1 города Челябинска. В ночь на 9 декабря заключенные устроили «акцию неповиновения». По официальной версии сотрудников изолятора, беспорядки спровоцировал один из арестантов, отказавшийся сдать сотовый телефон, использование которого запрещено в СИЗО.

У правозащитников есть альтернативная версия, согласно которой беспорядки стали возможны именно из-за действий сотрудников СИЗО, которые закрывали глаза на криминальные разборки в изоляторе.

Как рассказал «Ленте.ру» уполномоченный по правам человека в Челябинской области Алексей Севастьянов, который пообщался с заключенными, инциденту предшествовали неоднократные стычки между двумя конкурирующими группировками. Арестованные и их родственники говорили, что конфликт разгорелся из-за попытки сменить «смотрящего» в изоляторе. Севастьянов также выяснил, что одна из группировок пользовалась покровительством администрации, а в ту ночь двери двух камер оказались открытыми, и представители конфликтующих сторон получили возможность устроить разборку.

В беседе с «Лентой.ру» Севастьянов задает пусть и риторические, но неприятные для руководства ФСИН вопросы. Могло ли руководство изолятора не знать о том, о чем знали не только арестанты, но и их родственники? А если сотрудники СИЗО знали о назревающем конфликте, то почему ничего не сделали, чтобы предупредить его? Правозащитники не возлагают больших надежд на внутреннее расследование. По их словам, в лучшем случае будут наказаны конкретные должностные лица, но это не станет примером для других сотрудников ФСИН, не изменит их отношения к службе и контингенту.

* * *

Среди первоочередных мер по реформированию уголовно-исполнительной системы, по мнению Осечкина, следует упразднить оперативное управление ФСИН, которое зачастую занимается тем, что доступными им средствами доделывает за следователей СК и ФСБ их работу. Также правозащитник считает необходимым перевести статью о превышении должностных полномочий (статья 286 УК) в категорию особо тяжких, чтобы за пытки и издевательства сотрудники СИЗО и колоний получали реальные сроки лишения свободы. Пока же, согласно статистике следственного департамента МВД, за последние три года менее 17 процентов осужденных по этой статье получили реальные сроки.

Последний пример. 23 декабря городской суд Копейска огласил приговор начальнику скандально известной ИК-6 Денису Механову. Следователи доказали, что Механов «создал незаконную систему получения денежных средств от осужденных и их родственников». Впрочем, Механова приговорили к трем годам условно, хотя прокурор просил для подсудимого пять лет реального лишения свободы.

P. S.

Во ФСИН, впрочем, не разделяют пессимизма правозащитников. Там считают, что с каждым днем ситуация улучшается. И объясняют перемены приходом нового руководителя — Геннадия Корниенко.

«По распоряжению директора все мероприятия с участием спецконтингента теперь фиксируются на видео, — говорит официальный представитель ведомства Кристина Белоусова. — Практически во всех помещениях установлены камеры. Если происходит какое-то ЧП, а видеозаписи нет, то руководитель обязательно будет наказан, потому что это нарушение распоряжения директора. К тому же эта практика спасает сотрудников от ложных обвинений. В Ставропольском крае недавно заключенный в СИЗО воткнул себе ручку в глаз, и его родственники заявили, что это произошло во время допроса. Но у нас была видеозапись, на которой видно, как все было на самом деле, и мы передали ее следствию. Нарушения, конечно же происходят, но какие-то улучшения уже есть».

Белоусова подчеркнула, что руководство службы не считает возможным как-то выгораживать своих сотрудников, уличенных в нарушении закона.

По ее словам, в связи с инцидентом в СИЗО-1 города Новосибирска, о котором говорил Владимир Осечкин, возбуждено уголовное дело. Обвинения предъявлены трем арестантам, избивавшим Джалилова, а также начальнику СИЗО Руслану Робакидзе и его заместителю Василию Набоку. Последний уволен по дискредитирующим обстоятельствам, а Робакидзе отстранен от занимаемой должности.

По словам Белоусовой, руководство ФСИН реагируют на все публикации и обращения, и особенно в тех случаях, когда граждане жалуются на одно и то же учреждение. Представитель ФСИН рассказала, что за год сотрудники центрального аппарата проводят около сотни проверок, правда, более чем в половине случаев факты, описанные в жалобах, не подтверждаются или подтверждаются только частично. Но даже если речь идет о незначительном нарушении, провинившийся сотрудник, по словам Белоусовой, подвергается дисциплинарному наказанию.

В случае с инцидентом в СИЗО Челябинска, по словам Белоусовой, проверка также дала свои результаты. Не сообщая подробностей, она рассказала, что трое сотрудников из руководства регионального управления ФСИН подверглись дисциплинарному наказанию. Одному из них было объявлено о неполном служебном соответствии, двое других получили строгие выговоры. Их имена представитель ФСИН назвать отказалась. Начальник челябинского СИЗО-1 Николай Стыценко уволен, и в отношении него возбуждено уголовное дело. Его заместитель по безопасности и оперативной работе Игорь Обломов отстранен от службы, и в отношении него также возбуждено уголовное дело.

Правозащитники согласны, что в центральном аппарате ФСИН есть люди, которые пытаются переломить ситуацию, выпуская очень правильные и нужные распоряжения. Но на местах эти распоряжения исполняются далеко не всегда. До центрального аппарата жалобы с мест доходят редко, а местные отделы СК в ответ на заявления о применении пыток выдают отказы в возбуждении уголовных дел.

«Система пытается обозначить свое движение в сторону гуманизации, но в глубине, как и прежде, остается репрессивной, гулаговской, по сути, — констатирует Осечкин. — Нужна радикальная реформа, а чтобы ее провести, нужна политическая воля».