Как в России зарождаются бизнес-инициативы и как новые предприниматели решают проблемы, типичные для стартапов? Вашему вниманию предлагается очередной материал проекта «Стартап на миллион», в котором «Лента.ру» и Фонд развития интернет-инициатив (ФРИИ) проводят интервью с начинающими технологическими предпринимателями России.
Алексей Ремез, гендиректор медико-технологического стартапа Unim, рассказал «Ленте.ру» о проблемах онкодиагностики в России и о путях их решения с помощью инновационных технологий. Благодаря проекту Unim пациенты могут получать удаленные консультации специалистов-патоморфологов как из России, так и из-за рубежа, а врачи — формировать базу данных для разработки новых методик и препаратов для лечения рака.
Проект Unim получил 1,4 миллиона рублей предпосевных инвестиций от ФРИИ, прошел акселератор фонда. После оценки бизнес-результатов, 30 марта стартап получил посевные инвестиции от ФРИИ в размере 14,5 миллиона рублей, также в компанию вложился как частное лицо вице-президент Ростелекома Алексей Басов (сумма не разглашается).
«Лента.ру»: На чем специализируется компания Unim?
Алексей Ремез: Unim занимается морфологической диагностикой — это исследования тканей после биопсии, гистология, иммуногистохимия . К примеру, если женщина находит новообразование в молочной железе, то чтобы диагностировать рак, выявить его характеристики и назначить лечение, нужно провести биопсию и морфологический анализ. Цель нашего проекта — обеспечить пациентам доступ к консультациям лучших специалистов по патоморфологии вне зависимости от местонахождения, а также качественно изменить подход к онкодиагностике.
Это первый ваш проект в этой сфере? До Unim вас что-то связывало с медициной в целом и патоморфологией в частности?
Unim — не первый для меня проект в области патоморфологии, до этого я участвовал в создании частной патоморфологической лаборатории. Но я не медик. Я родился и вырос в Волгограде, получил инженерное образование. Много времени отдал бизнесу: торговому и производственному. Даже в политическом пиаре себя попробовал. Второе образование получал уже в Израиле, там же занимался софтверным бизнесом. В качестве директора Unim я сосредоточен, прежде всего, на организационных вопросах, однако научная составляющая — тоже важная часть работы, за которую отвечает медицинский консультант Дмитрий Коновалов — заведующий лабораторией патоморфологии ФНКЦ им. Рогачева.
Жизненно важная точность
В чем важность патоморфологии?
В диагностике онкологических заболеваний морфологический анализ — это своеобразный «золотой стандарт», поставить диагноз «рак» без этого вида исследований нельзя. Причем как из медицинских, так и из юридических соображений.
Известный факт, что при подозрении на рак проводится биопсия. Полученный материал отправляется на гистологический и иммуногистохимический анализ. У этих исследований две составляющие. Первая — технологическая, когда материал преобразуется в стекло. На этом этапе важно качественное автоматизированное оборудование, расходные материалы, стандартизация. Вторая часть — оценочная, когда врач изучает стекло и на его основе диагностирует рак, его агрессивность и другие характеристики. По результатам этого анализа и строится вся стратегия лечения.
Почему это важно? Поясню на примере. Есть два типа лимфом. При одном вероятность выздоровления 90 процентов. Однако при неправильной диагностике вероятность успешного лечения падает до десяти процентов.
За счет чего Unim намерен повысить точность этих исследований?
У компании несколько направлений работы. Первое — сервисное. Мы даем пациенту возможность пройти биопсию в лаборатории в своем городе или регионе. Однако в большинстве лабораторий морфологический анализ либо не проводится, либо занимает 3-4 недели. Мы берем на себя доставку стекол, от Калининграда до Владивостока и даже в странах СНГ, причем анализ делают за 2-3 рабочих дня.
Помимо сроков, мы решаем и другую проблему. Часто пациент просто не имеет доступа к квалифицированной консультации. В России лучшая лаборатория — в детском ФНКЦ им.Рогачева, она же одна из лучших в Европе. В этой лаборатории есть оборудование, которого нет больше нигде в России, исследования проводятся коллегиально. С помощью Unim пациенты в любой точке России могут получить доступ к первоклассной диагностике, как у специалистов ФНКЦ, так и у зарубежных экспертов.
Изображение: предоставлено Алексеем Ремезом
Наконец, мы хотим снизить процент гипердиагностики раковых заболеваний. Так, в России 45 процентам пациентов ставят ошибочный диагноз. Например, одна из наших первых пациенток — женщина из Малаховки, ей поставили диагноз «рак шейки матки» и предложили операцию в течение недели. Однако родственники отправили материал к нам — оказалось, что рака нет, есть лишь возрастные гормональные изменения. Другая история — двухгодовалый ребенок из Волгограда. Врачи поставили диагноз «злокачественное новообразование в кишечнике, саркома». Перед назначением химиотерапии отправили результаты к нам, оказалось, что образование доброкачественное, химиотерапия не нужна, удаление части кишечника не требуется.
Финансовый вопрос
Но ваши услуги наверняка повышают стоимость лечения. Насколько существенна финансовая нагрузка на клиента?
Современная медицинская помощь как диагностическая, так и терапия — это безумно дорого. Это одна из причин, по которой переложить финансирование медицины на государство не получится. Другой довод в пользу частной медицины — улучшение качества и снижение цены услуг при рыночной конкуренции. Государство должно быть регулятором, по моему мнению. Это не значит, что все затраты на лечение должен нести пациент, наиболее эффективная система финансирования медицинской помощи — страхование. В таких условиях каждый гражданин получает за небольшие деньги действительно качественную и дорогостоящую помощь, а страховщик и государство контролируют качество услуг. Это общемировая практика.
Новые технологии могут сэкономить не только деньги. Новые технологии могут спасти человеку жизнь. По мнению многих экспертов — и я, безусловно, согласен с этой точки зрения — стык IT и медицины, не только оптимизирует цены, качество и сроки оказания медицинских услуг, но и позволит совершить новые, качественные рывки в медицине, равных которым не было уже несколько десятилетий. Это касается и скрининга, и разработок новых технологий диагностики, лечения, а также так называемой «персонализированной медицины».
Эти открытия, в числе прочего, потребуют работы с big data (большими данными), умения не только собирать, но и обрабатывать большие объемы информации, получая из них конкретные рекомендации для каждого пациента. Наша действует на стыке медицины и «больших данных». Unim не является финансовой прослойкой между пациентом и лабораторией. Свой подход к ценообразованию позволяет провести исследования даже по более низкой цене, чем обычно. Например, иммуногистохимический анализ на все виды рака в ФНКЦ обычно обходится в сумму около 25 тысяч рублей. Наша же идея в дифференциации, за счет которой анализы становятся более доступными. Так, при подозрении на рак молочной железы — 11 тысяч рублей, для мягких тканей – 16 тысяч. Кроме того, пациент не тратит время и деньги на личную доставку материала, на очереди к врачу.
На каком этапе развития сейчас находится Unim?
Компания прибыльная, растет примерно на 20 процентов в месяц, выручка — около миллиона рублей. Сейчас мы обслуживаем примерно 100 пациентов в месяц. Кроме пользовательского, у нас есть и B2B-направление: заключаем договоры с диспансерами. В штате компании семь человек, еще три-четыре специалиста на аутсорсинге и программисты.
Привлекали ли вы внешние инвестиции?
Да, мы — портфельный проект ФРИИ. Фонд сделал нам инвестиционное предложение еще на этапе акселерации. А 30 марта состоялось привлечение посевных инвестиций ФРИИ, также в компанию вложился вице-президент Ростелекома Алексей Басов как частное лицо.
Платформа будущего
На что планируете потратить инвестиции?
Деньги нужны нам на второе направление работы компании — платформу Digital Pathology. Мы считаем, что такая технология изменит онкодиагностику в мире. Это «облачная платформа» для оцифрованных гистологических и иммуногистохимических стекол. Каждый образец в цифровой форме весит 4-5 гигабайт. Поэтому для их хранения не подходят существующие сервисы, а для анализа нужен надежный и интуитивно понятный программный продукт.
Что нового платформа привнесет в процесс лечения?
Возьмем ситуацию: в региональную лабораторию приходит пациент, у которого врачи не могут подтвердить диагноз. Лаборатория проводит биопсию, оцифровывает стекло и загружает данные в систему. Далее их можно отправить врачу, где бы он ни находился. С нами, к примеру, сотрудничают не только российские врачи, но и специалисты из США и Великобритании.
Ключевая проблема здесь в том, что патоморфологи очень специализированны, лучший специалист, к примеру, по молочным железам может находиться в Испании, а лимфому качественно диагностировать в России могут 3-4 специалиста. Наша в короткие сроки обеспечит доступ к нужному врачу.
Значит, суть платформы — в удаленном доступе к консультации врача?
Не только. Система также частично автоматизирует работу патолога. Заменить его нельзя, но облегчить труд — можно и нужно. Например, агрессивность рака врач-патолог оценивает на 100 клетках. При раке молочной железы максимально допустимый порог — 13 процентов. От точности диагностики зависит лечение и его результат. При этом долю раковых клеток можно подсчитать не вручную, а с помощью технологии распознавания изображений. В этой сфере мы планируем работать с «Яндексом», у которого есть соответствующее направление.
Второй аспект — это референсная база. По сути, мы создаем оцифрованный гистологический архив с удобным поиском и понятным доступом к данным. Вся разработка новых методик лечения рака строится на статистике. Когда данных достаточно, появляется база для новых препаратов и технологий.
Где вы находили первых компетентных специалистов — врачей, программистов? Как выходили на зарубежных экспертов?
Безусловно, с хорошими специалистами в России дефицит. Экспертов-патоморфологов, к которым бы я отправил при необходимости своих родных или друзей, 10 человек на всю страну. Зарубежных специалистов мы подключаем к проекту, отталкиваясь от рекомендаций российских врачей, на некоторых выходим сами. Однако нужно понимать, что патоморфология — это самая близкая к науке отрасль медицины, врачи в этой сфере — прежде всего ученые. Поэтому в сотрудничестве с нами у специалистов есть и профессиональный интерес: посмотреть конкретный случай или статистику.
Что касается программистов, так получилось, что в компании сейчас работают люди, с которыми я делал бизнес лет 5-6 назад. Компетентных сотрудников мы находим и через знакомых.
Какие перспективы патоморфологическим исследованиям открываются благодаря IT?
Хотя этот вид диагностики — ключевой для онкозаболеваний, в России ситуация с ним далека от идеальной. В целом в России немного компаний на стыке технологий и медицины. Поэтому для нас главное — как можно скорее внедрить этот продукт, чтобы он приносил пользу людям, чтобы пациент в любом регионе мог обратиться к нужному врачу. Уже сейчас ведем переговоры с региональными онкоцентрами, чтобы у пациентов был выбор — либо ехать в столицу или за границу, либо за условные 3-4 тысячи рублей получить консультацию одного из лучших специалистов в этой области.
Огромные перспективы мы видим в развитии платформы digital pathology. «Большие данные» (big data) в медицине обеспечат качественно новую методологию патодиагностики, которая даст толчок разработкам новых методик лечения. И мы надеемся быть частью этого процесса.