«Актрисы должны были раздеваться за непрозрачным стеклом» Участница спектакля «Банщик» Евгения Львова — о мате, обнаженке и роли проститутки Даши

Премьера спектакля «Банщик» в Псковском академическом театре должна была состояться 16 апреля, но ее пришлось перенести из-за технических недоработок. Почти одновременно с этим решением несколько актеров, задействованных в постановке, написали письмо министру культуры Владимиру Мединскому. В нем они пожаловались на то, что зрители «Банщика» услышат мат и увидят пьяных обнаженных женщин. В этой связи они заявили, что не хотят быть «невольными сторонниками похабщины ради высоких эффектов». Позже режиссер Варвара Фаэр написала в своем Facebook, что администрация театра добровольно-принудительно заставила артистов пойти на этот шаг. Теперь она сильно сомневается, состоится ли спектакль — почти половина состава участников отказалась играть. Сайт театра между тем извещает, что постановку покажут 14 и 15 мая.

«Банщик» создан в технике verbatim: в нем звучат монологи реальных псковичей, которые произносят со сцены актеры. Сами участники постановки по заданию Фаэр собирали материал для будущей документальной пьесы несколько месяцев. В итоге получилась работа, в которой можно увидеть представителей самых разных профессий и социальных слоев — к примеру, проститутки, следователь, военный, сектантка и банщик. 15 апреля Максим Плеханов, который должен был исполнить главную роль, признался, что сам написал все монологи своего персонажа — из-за нехватки времени, как он уточнил.

«Лента.ру» решила побеседовать с актрисой «Банщика», которой досталась роль проститутки Даши. Евгения Львова училась в Санкт-Петербурге. В Псковском драматическом театре она начала работать в 2014 году как актриса и как режиссер. Львова отказалась подписать петицию Мединскому.

«Лента.ру»: Какова ваша позиция в этом вопросе?

Евгения Львова: Вопрос с «Банщиком» разделился на две части, совершенно не связанных друг с другом. С одной стороны, когда возникают какие-то сомнения по поводу творческого продукта, должен быть серьезный и профессиональный разбор. Его не было. С другой стороны, — случилась некая спекуляция, которая выгодна разным сторонам и в которой я, естественно, участвовать не собираюсь. Я приехала в Псков, чтобы заниматься профессиональным трудом, и остальное мне не очень интересно и неприятно. Если мы ведем театральный, творческий, профессиональный разговор, то я присоединяюсь, а если нет — то нет.

Вам лично понравилось то, что в итоге получилось у Варвары Фаэр?

В целом, понравилось, но есть моменты, которые можно обговаривать и обсуждать в творческом сообществе. Но, тем не менее, за режиссером все равно остается право последнего решения.

Какие моменты вызвали у вас сомнения?

Мне кажется, что не совсем удачно выбран музыкальный материал. Если бы я работала над пьесой, я бы отдала предпочтение чему-то другому. Но я сейчас рассуждаю как режиссер, а работаю актрисой, поэтому мой голос для постановщика скорее совещательный. Еще я исполняю роль проститутки, и мне бы хотелось больше кусочков в пьесе, раскрывающих шире судьбу персонажа. Это было бы интересно. С героями сложно, потому что они очень яркие, и их можно давать в пьесе только в малых дозах. Все это — вполне рабочие моменты.

А как же пресловутые мат и обнаженка, на которые другие актеры театра пожаловались Мединскому?

Про обнажение мы говорили очень долго, и никакого возмущения этот пункт изначально не вызвал. Мы с самого начала предполагали, что если уж действие происходит в бане, то мы, наверное, будем обнажены. Кто-то смутился. Затем Варвара Фаэр сказала, что нам стоит найти очень аккуратные способы существования на площадке. Речь идет о малой сцене, к тому же в этом спектакле очень важен текст, поэтому открытое тело нам не нужно. В конце концов, режиссер решила поместить на задний план сцены непрозрачное стекло, за которым якобы располагаются душевые. Там и должны раздеваться актрисы, уходя со сцены — то есть все будет сделано очень аккуратно и художественно точно. И на сцене никакого обнажения не предполагалось.

Что касается мата, то следует понимать, что в технике verbatim работать достаточно сложно, так как мы собираем документальный текст и ничего не выдумываем. Как человек говорит на интервью, так мы и должны вынести на сцену. Но оказалось, что наиболее яркие и интересные персонажи периодически используют мат. Тем не менее, как мы знаем, существует федеральный закон, который запрещает нам использование некоторых слов, поэтому они были заменены на другие, но тоже не мягкие. То есть этот текст может кого-то шокировать или удивить, но вообще, во всероссийской театральной практике это абсолютно нормальное явление.

Тогда как вы отреагировали на признание Максима Плеханова о том, что его персонаж выдуман?

Я была в шоке. Это очень сильный ход. Не могу комментировать, потому что не знаю истины, и думаю, что никто, кроме Максима, ее не знает. Мне известно, что он очень не хочет участвовать в политической стороне этого конфликта. Он считает себя только артистом, который хочет работать, поэтому сложно сказать, что это было — разоблачение давней лжи или новая ложь. Это трудно. Это какой-то артистический ход, для меня очень неприятный. Мне кажется, что он усугубил конфликт еще больше.

Чей это конфликт, на ваш взгляд? Кто должен принимать решения о том, быть или не быть спектаклю на сцене?

Это вопрос артистов, режиссера, но в том числе и художественного руководителя, которого в данное время нет. Худрук, насколько я понимаю, берет ответственность за любой творческий продукт, который выпускается под крышей театра. Не важно, приглашенные это режиссеры или нет. Но поскольку худрук сейчас отстутствует, то возникает ощущение некоторого страха перед ответственностью у администрации театра. Не мне судить, насколько этот страх оправдан, здесь есть какая-то двойная игра. Пример «Тангейзера» показательный, потому что в той ситуации было принято решение уволить директора. Понятно, что, наверное, любой человек из администрации находится под давлением высших начальников, и для него это все, конечно, не комфортно.

Как проходили репетиции? Мы узнали, что окончательный текст пьесы появился буквально несколько дней назад.

Работа действительно шла непросто по разным причинам, но в основном организационного характера. Например, далеко не сразу появились монологи проституток, включенные в пьесу. Они понадобились режиссеру, но найти разговорчивых путан не так-то просто. Все это вызывало ощущение, что мы немножко запаздываем. Параллельно готовились две премьеры, даже три, поэтому с точки зрения организации получилась нестыковка. Я думаю, что если бы мы вовремя это сообразили, то есть до продажи билетов, то могли бы нормально вырулить или сделать перенос раньше, чтобы зрители не теряли свое время.

Долго работали?

Это не быстрый труд. Изначально декларировалось, что нам придется потратить много времени на сбор материала. Затем режиссер вырабатывает план пьесы, потом он пробуется на артистах и дорабатывается. Переработка драматического материала входит в процесс работы над документальной пьесой, это нормально.

Вы раньше в технике verbatim работали? Как вы себя в ней ощущаете?

Это очень интересно. Да, у меня есть некоторый опыт, и сейчас в Петербурге идет проект, в котором я участвую — я регулярно туда езжу. Это очень здорово и невероятно полезно как для артистов, так и для зрителей, да и вообще для всех участников творческого процесса.

В чем видите свои задачи в этом спектакле?

Для меня театр — это всегда исследование, а документальный театр — тем более. Моя задача — расширить свой горизонт, потому что я человек достаточно новый во Пскове. И естественно, мы хотим вынести наше исследование на суд зрителей и при этом ничего не внушать, не навязывать, дать возможность им расширить свой кругозор, узнать что-то новое, дать повод для размышлений и каких-то новых чувств.