Двадцатый век — время расцвета научной фантастики, напрямую связанной с мечтами о космосе и верой в то, что технический прогресс способен излечить болезни человечества. Среди плеяды фантастов особое место принадлежит польскому писателю Станиславу Лему, о котором его жена в письме к сыну написала: «Внутренней жизнью твоего отца являются именно черные дыры и галактики». В издательстве «Молодая Гвардия» вышла биография Станислава Лема, написанная Геннадием Прашкевичем и Владимиром Борисовым. В этой книге авторы раскрывают, как жил и работал писатель, и, опираясь на его письма друзьям и воспоминания, помогают лучше понять смысл многих произведений великого фантаста.
С разрешения издательства «Молодая Гвардия» «Лента.ру» публикует отрывок из книги «Станислав Лем» авторства Геннадия Прашкевича и Владимира Борисова, посвященный работе писателя над книгой «Сумма технологий».
В одном из интервью на вопрос о том, можно ли предвидеть будущее, Лем ответил: «Я думаю, что в пределах каких-нибудь ближайших трехсот лет, с известной долей вероятности — возможно. Однако меня интересует эпоха примерно через пятьсот лет, куда «заглянуть» уже практически не удается. Конечно, я бы хотел увидеть и мир 3000 года. Однако если бы я попытался потом воссоздать его облик в наши дни, то, вероятно, не нашел бы адекватного языка для того, чтобы рассказать об этом. Да и найдя необходимые слова, я не был бы понят до конца. Мир, изображенный мной, выглядел бы слишком странным, читатели могли бы не принять его, не согласиться со мной. Может, над моей головой разразились бы даже громы и молнии. А ведь любопытно, к примеру, поболтать с машиной, которая обрела самостоятельность, а теперь жалуется на свою судьбу, на то, что это человек вызвал ее к жизни... Конечно, слишком продолжительный контакт с научной фантастикой, со всеми этими ракетами и механизмами вызывает здоровый предохранительный рефлекс — юмористическую усмешку. И это тоже толкает меня скорее в сторону ситуаций, чем научно-технических описаний».
Все-таки попытку представить, как будет развиваться человечество в далеком будущем (не в фантастическом романе, а в исследовании), Станислав Лем предпринял. В начале 1960-х годов в печати начали появляться отдельные его статьи и эссе о будущем, а затем вышла объемистая книга «Сумма технологии». Название Лем «позаимствовал» у Фомы Аквинского («Сумма теологии»), хотя не раз признавался, что книгу эту он не читал.
«Существует Гармония или Хаос или же Бардак и Порядок, в зависимости от того, как смотреть, где искать и чего желать, — писал он Мрожеку в октябре 1963 года. — Подробности смотри в "Сумме технологии", в которой на 21 авторском листе наконец-то изложено Все. Однако обращаю твое внимание на то, что положение настолько сложное, что может существовать как идиотская Гармония, так и великолепный непорядок; жизнь — это борьба Демона Случайности с Демоном Причинности. Но в любом случае это лучше Аримана и Ормузда с их дикими развлечениями».
«Чем же, собственно, является "Сумма"? — писал Лем в предисловии к своей книге. — Собранием эссе о судьбах цивилизации, пронизанных "всеинженерным" лейтмотивом? Кибернетическим толкованием прошлого и будущего? Изображением Космоса, каким он представляется Конструктору? Рассказом об инженерной деятельности Природы и человеческих рук? Научно-техническим прогнозом на ближайшие тысячелетия? Собранием гипотез, чересчур смелых, чтобы претендовать на подлинную научную строгость? — Всем понемногу. Насколько же можно, насколько допустимо доверять этой книге? — У меня нет ответа на этот вопрос. Я не знаю, какие из моих догадок и предположений более правдоподобны. Среди них нет неуязвимых, и бег времени перечеркнет многие из них. А может быть, и все. Но не ошибается только тот, кто благоразумно молчит».
Более чем полвека, прошедшие с выхода «Суммы технологии», показали, что в этой книге сейчас можно найти ряд неточностей в рассуждениях о математике, биологии, социологии, но в основе своей она не только не устарела, но осталась весьма актуальной по целому ряду вопросов, которые в 1960-х годах относились чуть ли не к чистой фантастике, а сейчас являются насущными и необходимыми. Виртуальная реальность, нанотехнологии, разработка искусственного интеллекта, генная инженерия — это уже не выдумки, а реально разрабатываемые и решаемые научные темы и проблемы. Темы технической эволюции, развития науки в целом, «выращивания информации», конструирования целых миров и реконструкции человека остаются и поныне фантастическими, но неизбежно станут реальными в будущем, если, конечно, человечество не остановится в своем развитии. Так, переходя от темы к теме — введение в проблематику футурологии, сравнение биологической и технической эволюций, создание искусственного разума и возможность кибернетического управления обществом, конструирование виртуальной реальности, сотворение новых миров, — Станислав Лем пытался увязать все перечисленные выше проблемы в единое целое, рассмотреть их в комплексе, увидеть явные и скрытые связи.
Вслед за «Диалогами» книга «Сумма технологии» стала источником для многих будущих художественных разработок; отголоски этой работы долго слышались в книгах писателя.
Лем пытался объяснить Мрожеку (Станислав Мрожек — польский писатель, драматург, эссеист — прим. «Ленты.ру»), что его интересовали другие масштабы, что «Сумма» появилась в ответ на скептицизм астрофизиков, которые высказывали гипотезу о кратковременности космического «психозоя», опираясь на то, что не видят и не слышат в космосе проявления сверхцивилизаций.
«Вся книга как бы является второй частью рассуждения, первая часть которого звучит: "если в результате такой или иной серии спровоцированных людьми катаклизмов нас не провалят в тартарары, то могло бы быть так или так... " Вся книга посвящена этому «так или так». Об этом свидетельствует, между прочим, ее иронический тон, весьма отчетливо проявляющийся во многих местах; это как бы представление для некоего дегенерата и пьяницы о том, какие перспективы открылись бы перед ним, если бы он захотел перестать быть тем и другим. Однако нельзя сказать, что эти различные перспективы развития, то ли ужасно извилистые, то ли прекрасные (скорее первое, чем второе), меня самого приводили в восторг; они меня скорее очаровывают, чем восхищают, и я — не маньяк этих технологий, а скорее адепт их всеобщего исследования...
Что касается единственного ключа, о котором ты пишешь, то могу тебе ответить так. Как Авраам родил Исаака и так далее, так наука родила технологию, а технология — цивилизацию, а цивилизация - массовую культуру. И хотя немногим в полученных результатах можно похвастать, но единственным лекарем будущего может быть или наука, или никто. Кибернетический ключ способен охватить любую разнородность, какой бы она ни была; поэтому кибернетика может принести многочисленное решение самых различных проблем, и только в этом смысле можно говорить о единственном ключе. Да, единственном, потому что нет никаких других.
Если бы ты встал, во что я не верю, на позицию безнадежности, обусловленную каким-нибудь мистицизмом, то дискутировать было бы не о чем. Но если человечество больно, как человек, то лишь врач, который какую-то болезнь — частично или целиком — обозначил, может приняться за лечение, правда, не гарантируя никаких результатов. Некоторые нотки твоего письма удивительно похожи на первую часть "Записок из подполья" Достоевского, не знаю, читал ли ты их? Там речь идет о том, что человек после открытия законов, управляющих им, никогда не согласится использовать их для построения Хрустального Дворца Будущего, и больше того, если он не найдет защиты от этого Дворца, то сойдет с ума, так как предпочтет быть сумасшедшим нежели "осчастливленным" таким вот рациональным способом.
Некоторые из этих вопросов я поднимал в моих "Диалогах", где о "Записках" тоже была речь. Я не мог и не хотел повторять все это в "Сумме". Поэтому замечу в двух словах, в чем могло бы заключаться преимущество "кибернетического" подхода к "регулированию человечества" по сравнению с уже использованными. Оно просто в том, чтобы принять реальные данные, то есть определения, что у человека anima ни naturaliter Christiana, ни naturaliter bona, что неверна установка, будто он любит других, но ему мешают злые условия, что он не обожествляет работу и не мечтает о том, чтобы ее — творческой — было как можно больше. Ясно, что сами по себе такие определения еще не гарантируют хороших результатов, но, по крайней мере, они могут предостеречь от некоторых ошибок, совершавшихся ранее».