В 2012 году Борис Тадич сложил президентские полномочия, решившись пойти на досрочные выборы, которые проиграл с разницей всего в пару процентов голосов. Однако из политики Тадич после этого не ушел и в настоящее время возглавляет Социал-демократическую партию Сербии. «Лента.ру» побеседовала с экс-президентом о том, какие проблемы существуют в диалоге Москвы и Белграда, об импортозамещении, интеграционных проектах и членстве в НАТО.
«Лента.ру»: Как вы охарактеризовали бы сегодняшнее состояние российско-сербских отношений?
Тадич: Это хорошие отношения. И что особенно важно — на протяжении последних десяти лет они улучшались. Но есть проблема: экономические связи между нашими странами развиты гораздо слабее, чем политические. Например, после покупки «Нефтяной индустрии Сербии» (НИС, сербская нефтяная компания, 56 процентов акций которой принадлежат «Газпрому» — прим. «Ленты.ру») никаких иных инвестиций из России сделано не было. Получается, что есть пустая риторика без экономического наполнения, и это очень плохо.
С чем это связано? Сербские власти что-то не так делают или виновата российская сторона?
Ошибки совершают обе стороны. Россия не проявляет достаточного внимания к тому, что происходит в Сербии. А сама Сербия ведет себя очень пассивно. Ни один из тех проектов, которые я обсуждал, еще будучи президентом, с Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым, до сих пор не реализован.
Не могли бы вы пояснить, о чем речь?
Например, был проект, предполагавший увеличение объемов подземных хранилищ газа с целью превращения Сербии в региональный энергетический центр. Причем речь шла не только про «Банатский двор» (крупнейшее в Юго-Восточной Европе подземное газохранилище — прим. «Ленты.ру»). Рассматривалась возможность совместного инвестирования «Газпрома» и НИС в развитие газохранилищ не только в самой Сербии, но и в других государствах региона. Обсуждалось и совместное приобретение долей в энергетических компаниях соседних стран, занимающихся добычей, транспортировкой и переработкой углеводородов. Все эти проекты так и не были реализованы. Была идея организовать в рамках программы «Здоровая Россия» поставку в вашу страну экологически чистой продукции, произведенной сербскими фермерами. Планировалось строительство двух газовых ТЭС, но и эта задумка не была осуществлена.
Фактически единственное, что удалось сделать, — в Сербии начал работать Сбербанк. Приходится констатировать: в ситуации, когда экономическое сотрудничество не соответствует уровню политических заявлений, появляется риск того, что и межгосударственные отношения начнут деградировать.
Вы сказали, что была идея поставлять в Россию сербские экологически чистые продукты. Сегодня, когда наша страна из-за санкционной войны вынуждена закрыть свой рынок для многих традиционных поставщиков сельхозпродукции, готова ли Сербия заменить их?
В свое время мы вели переговоры о создании в Подмосковье или в Калужской области специального центра, который сербские производители сельхозпродукции могли бы использовать в качестве логистической базы. Этот проект также не был реализован. Это было серьезной ошибкой с нашей стороны. Я имею в виду, что нам надо было довести дело до конца. Но есть и другая проблема, мешающая сербским фермерам выйти на российский рынок: заметные колебания курса рубля, начавшиеся после конфликта Москвы и Запада. Это создает риски для сербских производителей, желающих поставлять товары на российский рынок. Кроме того, нередко наши бизнесмены сталкиваются со странным и нелогичным поведением контролирующих органов вашей страны — например, фитосанитарной инспекции — которые по непонятным причинам блокируют поставки сербской продукции в Россию. Очевидно, что качество поставляемых товаров должно быть под контролем. Но когда запрет накладывается по непонятным причинам, это не только ведет к потерям производителя, но и отбивает у него желание вообще вести бизнес в России.
Есть ли, на ваш взгляд, какой-то способ решить эту проблему?
Да. Для этого необходимо создавать совместные предприятия, чтобы у каждой сербской компании-производителя была «дочка» в России, которая бы занималась дистрибуцией.
Во время вашего президентства Москва и Белград заключили межправительственное соглашение, касавшееся энергетики. Российская сторона приобретала контрольный пакет акций НИС, брала на себя обязательство достроить газохранилище «Банатский двор» и провести через Сербию ветку газопровода. Уже тогда, в 2008 году, в Сербии хватало тех, кто полагал, что Белград продешевил, подписывая договор. Сейчас проект «Южный поток» заморожен. Как вы теперь оцениваете это соглашение, не жалеете ли о том, что дали на него добро?
Ох (тяжело вздыхает)… Это было одно из самых сложных решений за всю мою президентскую карьеру. То, что в итоге Россия отказалась от «Южного потока», серьезно задело интересы Сербии, а Москва при этом не выказала заметного желания как-то компенсировать сербской стороне ее потери. В свою очередь Сербия должна была активнее отстаивать свои интересы. То есть на переговорах по-дружески, по-партнерски надо было найти какой-то взаимно устраивающий выход из сложившейся ситуации. Белград же не несет ответственности за остановку строительства «Южного потока», поэтому мы ждали, что Россия отнесется с большим пониманием к нашим проблемам. Это было бы справедливо и заложило бы фундамент для дальнейших доверительных отношений в сфере экономики.
Фото: Marko Djurica / Reuters
Русские и сербы традиционно считают друг друга братскими народами. Но новейшая история показывает, что сколь бы близки два народа ни были, все может в одночасье измениться. Насколько ситуация, о которой мы только что говорили, обесценивает такой ресурс как взаимная симпатия?
Вне всяких сомнений это так! Конечно, в бизнесе не бывает братьев. Тем не менее подобные коллизии, тем более затрагивающие столь важный сегмент как энергетика, очень сильно влияют на отношения между народами. Складывается впечатление, что эта братская любовь не взаимна.
Я напрямую не вел переговоры по приватизации нефтяной промышленности Сербии, поскольку это сфера деятельности премьера, а не главы государства. Этим занимался Воислав Коштуница, и в целом эти переговоры о стоимости «Нефтяной индустрии Сербии» были завершены во время его мандата. Но был небольшой временной интервал в 2008 году — это было связано с выборами, — когда я вел переговоры с российской стороной и пытался добиться от нее более высокой цены. Это у меня не получилось. И должен сказать, что переговорщики со стороны России вели себя крайне холодно, расчетливо. Это не было похоже на диалог с представителями братского народа.
На протяжении последних лет флагманским проектом российской дипломатии было создание Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Есть ли у Сербии интерес к этому объединению?
Конечно! У нас есть интерес к ЕАЭС, в первую очередь с точки зрения сбыта собранных в Сербии автомобилей, которые можно было бы поставлять не только на российский рынок, но и на рынки всех стран-членов этого союза. Войти в состав ЕАЭС Сербия, разумеется, не может. Во-первых, мы не имеем с государствами этого союза общих границ. Во-вторых, Сербия намерена присоединиться к Евросоюзу. Но внимательно изучить возможности, открывающиеся в сотрудничестве с Евразийским экономическим союзом, безусловно, надо.
Борис Тадич и глава Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу. 28 февраля 2012
Фото: Eric Vidal / Reuters
У Вьетнама тоже нет общей границы с ЕАЭС, но это не помешало созданию зоны свободной торговли между ними.
У Сербии есть такой договор с Россией. Он был подписан еще в 1990-е. Что же касается ЕАЭС, мы не будем участвовать в этой интеграции, поскольку это противоречит нашей стратегической цели — вступлению в ЕС. Если сравнить, что может дать Сербии членство в Евросоюзе и членство в ЕАЭС, то становится очевидно, что евроинтеграция гораздо выгоднее. Кроме того, я думаю, что членство Сербии в ЕС пойдет на пользу и самой России, поскольку будет означать, что среди членов этого клуба у нее есть надежный партнер.
Хорошо, присоединение к ЕС пойдет Сербии на пользу. Но давайте представим, что предварительным условием вступления в Евросоюз станет членство в НАТО. Согласится ли на это Белград?
Мне в качестве президента удалось одержать важную дипломатическую победу и добиться того, чтобы вопрос вступления в Евросоюз не был сформулирован таким образом. Правда, если учесть, что крупные международные игроки, ведя диалог с маленькими странами, очень часто меняют условия и отказываются от своих обещаний, нельзя исключать, что в какой-то момент членство в НАТО все же станет условием евроинтеграции. В этом случае решение по данному вопросу надо вынести на общенародный референдум. Потенциально это очень большая проблема в отношениях Сербии и России. Выходом могло бы стать закрепление за Сербией статуса нейтральной страны — по той же модели, что и, например, у Австрии.