Боль, гнев и ненависть русских националистов Как война в Донбассе расколола российских правых

В Международном обществе «Мемориал» при содействии НИУ ВШЭ состоялся семинар, посвященный русскому национализму и его политическому измерению. Участники дискуссии обсудили нынешнее состояние и перспективы русского национального движения, а также возможности его сотрудничества с другими силами. «Лента.ру» записала тезисы некоторых выступлений.

«На пепелище надежд и иллюзий»

Валерий Соловей, профессор МГИМО, председатель партии «Новая сила»:

Современный русский национализм можно приблизительно разделить на два подвида: почвенный и политический. Банальный национализм («национализм корней и травы») подразумевает реализацию потребности в национальном самосознании и гордости за свою страну и потому не сильно отличается от обычного патриотизма. Как и в большинстве развитых стран, в России эти идеи разделяют примерно две трети ее граждан.

Политический национализм формирует соответствующую идеологию и политические программы на основе национальной проблематики. По отношению к действующей власти его тоже можно разделить на два разряда: системный (ЛДПР, «Родина») и внесистемный. Уровень его поддержки среди российского населения существенно ниже — примерно 10-15 процентов.

История русского национализма последних двух лет — это история надежд и их крушения. Надежды были связаны с геополитическими процессами февраля-марта 2014 года (присоединение Крыма, война в Донбассе), обеспечившими колоссальный взлет банального национализма в России, сфокусировавшегося вокруг фигуры Владимира Путина. Что касается русских политических националистов, то по отношению к Крыму и Донбассу они раскололись ровно в той же пропорции, что и все российское общество (примерно 80 процентов против 20). Резкое размежевание по украинскому вопросу среди них дошло до того, что на Украине по разные линии фронта воевали люди, до этого сотрудничавшие в рамках одной политической организации.

Русские националисты, как лояльные Путину, так и непримиримые его противники, надеялись стать выгодоприобретателями новой геополитической динамики, заданной «русской весной»: одни решили, что наконец-то появился реальный шанс воссоздать империю, другие мечтали о построении русского национального государства.

Надо сказать, эти ожидания нельзя назвать совсем уж несбыточными. В марте, и особенно в апреле 2014 года, в Москве всерьез обсуждалась возможность активизации внешней политики нашей страны с целью создания «Большой России». Причем это касалось не только Украины, но и двух других соседних государств со значительным русскоязычным населением. Эту идею всецело поддерживали даже многие либералы из российской финансовой элиты, настаивавшие на более активных действиях.

В итоге реализовался самый худший из всех возможных геополитических сценариев — кровавая и бессмысленная война в Донбассе. Результатом ее, помимо колоссальных человеческих потерь, миллионов беженцев и разрушений, стало формирование на территории Донецкой и Луганской областей Украины военно-криминальных режимов, лояльных Кремлю.

Широкое вовлечение русских националистов в эту военно-политическую авантюру показало, что их мобилизационный потенциал оказался крайне незначительным. За почти два года войны в ней приняло участие не более пяти тысяч российских добровольцев. Если сравнить в этом отношении наших националистов с их «коллегами» на Украине, то результат будет явно не в пользу России.

Что касается нашего общества, то оно не выступило резко негативно против войны, хотя и не стало ее активно поддерживать. Мои беседы с людьми, прошедшими предыдущие военные конфликты и занимающимися вербовкой россиян в Донбасс, показали, что массовое отношение наших сограждан к этому конфликту можно выразить так: мы не понимаем ее целей и не хотим убивать славян. В результате участия в войне на юго-востоке Украины Россия потерпела чудовищную моральную катастрофу, которая пока не отрефлексирована в массовом сознании, но все же присутствует у людей на уровне ощущений. К сожалению, русские националисты теперь стали прочно с ней ассоциироваться.

Неудивительно, что сейчас они оказались на пепелище собственных надежд и иллюзий. В организационно-кадровом отношении внесистемные националисты полностью зачищены: одни сели, другие бежали, третьи замолчали. Теперь они переживают серьезный моральный упадок, поскольку та повестка дня, которую еще несколько лет назад они могли предложить обществу («хватит кормить Кавказ» и «стоп миграция»), стала совсем неактуальной и даже опасной. Перед современным российским обществом стоит совсем другая проблема — как выжить в условиях ухудшения экономического положения страны.

Что ожидать в дальнейшем? Очевидно, что нынешняя тяжелейшая фрустрация внесистемных русских националистов постепенно станет трансформироваться в боль, гнев и ненависть. Отныне ни о каких компромиссах с действующей властью не будет идти и речи. Вполне возможно повторение ситуации 2011-2012 годов, когда националисты объединились вместе с либералами и левыми в политическом и социальном протесте. Если совсем недавно их всех разделяло отношение к Крыму и Донбассу, то теперь эта повестка дня становится неактуальной. Кроме того, сейчас в Россию начали возвращаться разочарованные и озлобленные добровольцы, имеющие военный опыт и традиции боевой солидарности. Учитывая непредсказуемость политической динамики в нашей стране, высока вероятность того, что скоро эти люди очень громко о себе заявят.

Русские против советских

Владимир Милов, политик:

Совершенно очевидно, что в нынешнем российском обществе существует огромный спрос на респектабельную националистическую политическую силу. Причин, по которым за четверть века после распада СССР она так и не появилась, на мой взгляд, несколько.

Во-первых, в конце 1980-х годов тогдашние русские националисты (например, общество «Память») не смогли понять и принять естественное движение нашей страны в сторону рыночного капитализма и либеральной демократии западного образца. Они пошли против неизбежного хода истории и потому не смогли вписаться в новую реальность. Если бы националисты того времени приняли концепцию «русские против советских» (то есть преодоления наследия СССР и возращения русского народа к своим европейским корням), то трансформация нашего общества на рубеже 1980-1990-х годов могла быть более быстрой и успешной.

Во-вторых, либеральные реформаторы начала 1990-х годов взяли ошибочный курс на полное отрицание русского национализма как позитивного политического явления. В этом ситуация в России в корне отличалась от модернизации в Восточной Европе и Прибалтике, принявшей форму национально-освободительного движения. К сожалению, наша либеральная интеллигенция имеет очень искаженное представление о националистах как об агрессивных полукриминальных маргиналах.

В-третьих, появлению в российском политическом мейнстриме умеренных националистов активно противодействует действующая власть, опасающаяся возникновения независимой политической силы, способной самостоятельно формировать повестку дня. Кроме того, именно их руководство страны (особенно ее силовая составляющая) считает главными экстремистами и потенциальными зачинщиками массовых уличных акций.

В-четвертых, сами националисты в большинстве своем вполне довольны своим местом в маргинальной нише политического спектра. Многие из них считают нынешнюю российскую государственность «антирусской» и потому не имеющей право на существование.

В-пятых, у большинства националистов, несмотря на недюжинный интеллектуальный потенциал, отсутствует внятная и содержательная повестка дня. Их политические программы зачастую представляют собой невообразимое смешение правых и левых идей. Невозможно претендовать на роль выразителей интересов русской национальной буржуазии и одновременно выступать за пересмотр итогов приватизации. Ни один нормальный предприниматель не станет поддерживать политическую силу, стремящуюся к переделу собственности.

Наконец, колоссальный удар по русскому национализму нанес украинский кризис, разделивший его сторонников на «имперцев» и приверженцев национального русского государства. Те, кто поддержал Путина, потеряли свою политическую уникальность, превратившись во второсортных статистов действующей власти.

Те, кто выступил резко против политики руководства страны, тоже не смогли представить внятной альтернативы. Много вопросов возникает к русским националистам, отправившимся воевать в украинские добровольческие формирования — как можно выступать за «Россию для русских» и при этом сражаться за Украину в батальоне «Азов»? Понятно, что никакой политической перспективы в России эти люди никогда иметь не будут.

Успешность будущих политических проектов русских националистов станет определяться их способностью отказаться от имперских комплексов, сползания в архаику и отрицания модернизации, а также тем, насколько быстро они поймут необходимость вырваться из нынешнего маргинального состояния и войти в российский политический мейнстрим.

«Русский национализм всегда был реакцией на кризис власти»

Лев Гудков, директор  «Левада-центра»:

Русский национализм — явление сугубо зависимое, реактивное и несамостоятельное. Когда еще до перестройки в некоторых союзных республиках начались процессы национальной консолидации, РСФСР и ее русское население никак на них не отреагировали. Только после распада СССР появились первые признаки подъема русского национального чувства, принявшие форму ксенофобии и агрессивного антизападничества.

На фоне эмансипационного национализма в бывших республиках Советского Союза и странах Центральной и Восточной Европы, имевшего ярко выраженный модернизационный характер, российское движение этого толка было очень реактивным и крайне консервативным. Это произошло неслучайно — русский национализм всегда был реакцией на кризис власти. Например, сейчас он является болезненной реакцией на неудавшуюся модернизацию 1990-х годов. Ему характерно воинствующее антизападничество и опора на традиционализм. Структуры действующей политической системы аккумулируют в себе все институты и элементы коллективной идентичности общества (система социализации, пантеон исторических героев, ритуалы, идеология).

Поэтому на долю маргинализированных националистов выпадает лишь критика действующей власти, указание на несовершенство проводимой ею политики, но никак не выработка альтернативного национального проекта. Например, проект создания гражданской русской нации в нынешних условиях никак не может быть реализован, поскольку противоречит интересам нынешнего режима.

Другие националистические идеи (неоязычество, расовое превосходство) не имеют образа будущего ввиду невозможности стать платформой для создания полноценного политического движения и отсутствия массовой поддержки населения. Тем не менее некоторые проекты националистов в несколько выхолощенном виде могут попадать в публичное поле и использоваться властями в том или ином виде.