«Лента.ру» продолжает серию публикаций о претендентах на места в Госдуме. В центре внимания дебютанты большой политики — те, кто еще не заседал в здании на Охотном Ряду, но уже стал публичной фигурой благодаря своей профессиональной и общественной деятельности. Александр Шолохов — директор музея М.А. Шолохова в станице Вешенская, собирается в парламент от 153-го Белокалитвинского одномандатного округа. Он рассказал «Ленте.ру» о фамильном древе, основах культурной политики и о том, как Россия поднимается с колен.
«Округ, который мне предстоит склонить на свою сторону — без малого триста квадратных километров», — сообщает Александр Шолохов. На праймериз «Единой России» в мае внук Михаила Шолохова взял более 80 процентов, существенно опередив помимо прочих другого «литературного потомка» — бывшего вице-спикера Госдумы Владимира Аверченко (внучатый племянник Аркадия Аверченко).
Приняв Государственный музей-заповедник М.А. Шолохова с парой человек в штате, Александр Михайлович, если пройдет в Думу, оставит его с 40 тысячами гектаров земель и 350 сотрудниками. Это при том что музейному делу он не учился.
Окончив биофак Ростовского университета, Александр некоторое время преподавал там же на кафедре зоологии. Позже — целевая аспирантура в Московском университете: окончил, защитился. «Дальше пошла развилка, которая у каждого бывает раза два, а то и три в жизни, если повезет: можешь пойти по любому направлению, — вспоминает Шолохов. — Конечно, существуют объективные причины, которые могут помешать или помочь. Тем не менее выбор за нами».
В конце 80-х, казалось, все склоняло к работе по специальности: «Я тогда занимался прикладной ветвью природоохранного, экологического направления». Но в 1988 году начали организовывать музей деда. «С меня всегда больше требовалось, — отвечает внук на вопрос о преимуществах и обременениях родства. — Чуть ли не с детского сада. Ты чувствуешь, что к тебе внимания больше, — не в том смысле, что кусок слаще дают, а спрос больше. Ответил кто на тройку — ну подумаешь, никто внимания не обратил. А в твоем случае это целая история. Пошалить, мягко говоря, тоже сложно. Тяжелая ситуация».
Понимание того, что родство — не только спрос, но и дар, пришло к Александру Шолохову намного позже: «Люди, которые приезжали к деду, с которыми где-то встречались — это люди, с которыми ты бы никогда иначе не пересекся… Самое первое еще детское знакомство с таким человеком — это Гагарин. Продолжать не будем? Эти уникальные люди находили счастье в общении с дедом, и мне тоже какая-то толика перепадала».
Девушка-экскурсовод музея в Вешенской показывает фамильное древо Шолоховых. Начало — XVII век, Шолохов Фирс. «Возникает ситуация, когда нужно сделать выбор, посоветоваться — а тут и советоваться не надо: вот они все, — говорит Александр. — Стоят, плечо тебе подставляют. Дар немыслимый, положительная сторона фамилии».
«Михаил Шолохов стал депутатом Верховного совета СССР в 1937 году», — сообщает девушка. Общественной нагрузкой, по словам внука, он не тяготился. К кандидату Шолохову с просьбами пока массово не идут. Впрочем, он понимает, что ему как депутату будет легче: «Дед еще до Верховного Совета помог огромному количеству людей. Начиная с простых случаев — семья с кучей детей осталась после раскулачивания, не поможешь им — все с голоду помрут; и заканчивая сложными — пойти к наркому Ягоде и попросить за тех, кто попал под арест. Есть реальный случай, ставший уже политическим анекдотом. Дед в очередной раз пришел к Ягоде со списком и сказал: “Здесь те, за кого ручаюсь головой”. На что получил ответ: “Михаил Александрович, тут людей много, а голова-то у вас одна”».
«В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: "Скажешь, где яма? Опять подожгу!" В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос…
Ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский, при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином…
В Верхне-Чирском колхозе ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз».
(Михаил Шолохов — Иосифу Сталину, 4 апреля 1933 года)
Александр Шолохов ценит не только «Тихий Дон», но и «Поднятую целину», долгое время считавшуюся произведением конъюнктурным. «Роман вынужденный, но совершенно с другой стороны: деду надо было отвергнуть обвинения в плагиате после двух первых книг "Тихого Дона". "Целину" писал с настроением "А вот вам, и другое у нас есть" — сам дед признавался». Когда речь заходит о прославлении в «Целине…» действовавшей на тот момент власти, Шолохов-внук призывает вчитаться в роман: «Давыдова везет возница из казаков и в какой-то момент произносит фразу: "Зараз проявились у Советской власти два крыла: правая и левая. Когда же она сымется и улетит от нас к ядрене-фене?". И вы мне после этого будете доказывать, что "Поднятая целина" — гимн красным? Ну извините... Да, огромное количество людей привыкли хозяйствовать самостоятельно, все нажили своим трудом, а теперь у них кусок вынимают — разумеется, люди восстают против этого. Но есть и беднота, которым новый строй дал лучик надежды — я не обсуждаю, что получилось в итоге. И посмотрите, из-за чего люди ополчились друг на друга. Во всем мире, когда неравенство становится вопиющим, создается революционная ситуация».
«Я против революций», — излагает Шолохов-внук свою основную политическую позицию. Говоря о нынешнем неравенстве и признавая его, Александр призывает не забывать о точках, на которые нужно опираться для сравнения — как во внутренней, так и в международной жизни России. «Вот любят говорить некоторые: “Зачем нам этот Крым? Давайте сидеть потихоньку, мы же всех против себя настроим”. А давайте вспомним Югославию, — предлагает Шолохов. — Что на момент бомбардировок могла сделать Россия по большому счету? Продемонстрировать недовольство — разворотом Примакова над Атлантикой. Мы выиграли? Всем по барабану. Мир выиграл? Нет: получилась горячая точка, в которую можно дунуть посильнее и сейчас».
«Вот соседи наши, Украина, — показывает Александр Шолохов куда-то за Дон. Живописный берег с памятником Григорию и Аксинье — действительно тихий. — Страшно подумать, 200 километров отсюда, те же земли Войска Донского. Та территория, о которой тоже идет речь в "Тихом Доне". Там потомки людей — прототипов, а то и просто героев этого романа. Только лозунг на Майдане был другой брошен. А так крушат один другого с тем же энтузиазмом, что и в 1919 году. Кого-то убили, кого-то покалечили, у кого-то собственность отняли…»
«Безусловно, я их вижу, — отвечает он на вопрос о проблемах нынешней российской жизни. — Но когда абсолютно вменяемые люди говорят, что у нас в стране нет ничего хорошего, — вот эта позиция мне категорически претит. Я не революционер. И на опыте семьи, и на опыте людей, среди которых живу — народа малой родины, я понимаю, что революция равна гражданской войне, а ничего хуже быть не может. Я не приемлю 1991 года и способа, которым СССР прекратил существование. Мягкая революция, все равно расколовшая общество. Раскалывание общества — преступление. Мой дед о проблемах и бедах СССР мог бы написать круче любых последующих развенчателей, которые ранее, до перестройки, помалкивали почему-то».
Если поддержат избиратели, в Госдуме Шолохов хотел бы войти в думский комитет по культуре. «Закон о музейной деятельности — первое, чем стоит заняться, — не задумываясь отвечает кандидат на вопрос о приоритетах. — Обычная российская дилемма. С одной стороны, крайне желательно, чтобы этот закон был принят, чтобы музеи получили акт, по которому работать дальше. С другой стороны, то, что выходило на последние слушания, не учитывает мнения профессионального сообщества. И это еще мягко сказано. Например, учет музейных предметов: "Ковер персидский, IX век, амортизационные отчисления, износ…"»
Сверхзадача на ближайший созыв — принятие закона о культуре. «В свете Основ государственной культурной политики этот закон должен быть очень серьезным, — уверен Александр Шолохов. — Любой закон не шутка, а этот — даже не стратегический, а надстратегический. Чтобы привести его в правовое поле, мы должны будем гармонизировать несколько сотен правовых актов, включая кодексированные. Отношение к культуре меняется — медленно, с трудом… Даже не деньги главное. Культура — это… сейчас... я перефразирую Основы, это ответственно…»
Вскоре выясняется, что культура — огромная часть жизни общества, которая не может регламентироваться одним ведомством. «Нынешний вариант закона, разработанный Минкультуры, не закрывает всех вопросов, — уверен Шолохов. — Но подобная работа была заведомо за пределами их возможностей. Минкультуры не может определять то, чем должно заниматься Минобразования. Или Минобороны. Или Минэкономики. А Основы говорят, что культура не ограничивается замечательным словом “отрасль” — куда оно отросло, от чего? Культура — то, на чем зиждется и государство, и общество, и народ. Отними культуру — во что все это превращается? Не хочу использовать жестких непарламентских терминов, но это сброд».
Насколько вероятен успех культурной политики по Шолохову? «В одиночку я вообще ничего не поменяю, — говорит он. — Но у меня есть основания для оптимизма — а я вообще оптимист, ближе к романтикам. Я вижу состав тех, кто идет в Думу — из числа знакомых, коллег, друзей по всей стране. Вижу ту же самую Елену Ямпольскую, редактора газеты “Культура” — у нас очень близкие взгляды на развитие страны, на политические решения».
В целом то, что происходит в стране, Александру Михайловичу нравится: «Я не имею в виду негативные явления, которых предостаточно. Имею в виду общую тенденцию на усиление России как самостоятельного государства. На укрепление нашей роли в мире. Пусть это будет ура-патриотизм — понимание того, что выбор стоит между самостоятельной, сильной Россией либо ее отсутствием. Да, в этом случае называйте меня ура-патриотом».
Более всего кандидата раздражают попытки «доказывать, что мы никому в мире не нужны, чтобы на нас нападать, что это шпиономания». «Ребята, ну на карту поглядите! — призывает Шолохов. — Такой пирог, лежащий практически без хозяина, особенно за Уралом, не может не вызывать аппетита у едоков. Либо мы идем своим путем, либо будет абсолютный сырьевой придаток, о котором принято говорить сейчас. Только уже без страны и без сырья для ее граждан».