Голландский дизайнер Марсель Вандерс — основатель собственной студии Moooi и создатель бестселлеров для марок Alessi, Droog, Flos, Louis Vuitton, Christofle и других. Его мебель, посуда и предметы интерьера воспринимаются как арт-объекты и экспонируются в лондонском музее Виктории и Альберта, музее декоративного искусства в Копенгагене, нью-йоркском и сан-францисском музеях современного искусства. Марсель Вандерс приехал в Москву вместе с креативным директором своей компании Габриэлем Чиаве, чтобы лично представить свои новые работы для знаменитого французского производителя хрусталя Baccarat — люстры Le Roi Soleil, вазы New Antique и Rois de la Forêt — и рассказал «Ленте.ру» о своем отношении к дизайну как форме культуры, любимых местах, предметах и материалах.
«Лента.ру»: Что заставило вас стать промышленным дизайнером, с чего все началось?
Марсель Вандерс: Я с детства любил делать подарки. И чтобы угодить, мне приходилось думать и о том, что именно я хочу подарить, и о том, чего хочет одаряемый. У моего отца был магазин сувениров, подарков. Время от времени что-то там билось, ломалось, и обломки доставались мне. Я их разглядывал и думал, что можно было бы из них сделать. Ведь сломанные вещи — это страшно интересно. Это как студент-медик разглядывает внутренности человека и поражается: «А как это сделано? А как это работает?» Потом я учился в академии дизайна в Эйндховене, и главное, что я оттуда вынес, — понимание, что такое предмет, продукт, в чем его логика, как он работает. Вдохновить может что угодно, самые непонятные вещи, вроде пластиковой цепочки, которая попалась нам с Габриэлем Чиаве на глаза недавно в поездке в Лондон, а потом заставила думать, что с ней можно сделать. Вещь может быть любой, главное — придать ей смысл. Ведь на самом деле промышленный дизайнер — не художник и тем более не волшебник. Я просто инженер, я придумываю и делаю разные вещи. И все, ничего больше. Ну может быть, еще пара-тройка магических трюков. Только никому об этом не говорите! (Смеется).
Вы очень современный дизайнер. Почему вас интересуют Baccarat и другие старинные марки?
Мы живем в мире, где все движется и меняется все быстрее и быстрее, инновации все серьезнее и серьезнее. Но некоторые компании делают то же и почти так же, как много лет назад. Там все меняется медленно. Там сохраняют традиции, создают что-то особенное. Долго, кропотливо, тщательно, с вниманием к мельчайшим деталям. Это очень трудно, и именно поэтому так впечатляет. Уникальность — вещь сложная, человеку со стороны даже не понять, насколько сложная.
Старые марки вдохновляют вас в работах для собственного бренда Moooi?
Мы в Moooi не пытаемся представлять себя неким олицетворением всего нового. Мы хотим показать, что мы — всего лишь порождение многих десятилетий культуры. Мы смотрим одновременно и вперед, и назад. В мире дизайна со времен модернизма хорошим тоном считается ориентироваться только на будущее, на новое. Мне кажется, так не бывает, это просто смешно — считать, что ты свободен от влияния прошлого. Что кто-то вообще от него свободен. Надеть шоры, как у лошади, нестись вперед, не оглядываясь, — это действительно смешно. Мы так не делаем.
В чем для вас особенность хрусталя как материала?
Прежде всего в том, что его до сих пор производят тем же способом, что и много лет назад: эти цеха, жара, крепкие мужчины-стеклодувы, это процесс, в котором нельзя делать неверных движений. Но главное в том, что хрусталь невидим. Его не видно, он просто преломляет свет. Хрустальная вещь, какая-нибудь люстра, например, может быть огромной, но вы ее не видите: вы видите только игру света. Это массивный материал, тяжелый, объемный — и при этом невидимый. Этим он уникален. Хрусталь — посланник красоты света, выразитель света как такового.
Люстры-шандельеры Le Roi Soleil и стол New Antique, Марсель Вандерс для Baccarat
Фото: пресс-служба Baccarat
С какими еще материалами вам нравится работать? Пластик, дерево, металл?
Мой любимый материал — серое вещество мозга. Обожаю работать с ним. А если серьезно, то у каждого материала есть свои возможности и преимущества. Все зависит от проекта: для одних задач подходит одно, для других — другое.
То есть вам все равно, над чем работать: над хрустальной люстрой или пластиковым креслом?
Нет, конечно. Каждый проект ставит свои собственные задачи и вызывает собственные сложности. Я скажу банальную вещь, но каждый новый предмет — как ребенок. Дизайнер — его мать, а отец у него бренд-заказчик. Таким образом, я «мать», которая производит на свет разных «детей» от множества разных «отцов». И дизайнер в привилегированном положении, у него кругом так много разных «пап», знай выбирай. Но проблема в том, что вещи должны получаться разными, должны соответствовать ДНК, «генам» своих производителей. И если дизайнер не может оставаться оригинальным и не может объяснить заказчику свою идею, почему продукт должен быть таким, а не иным, — то зачем он вообще берется за свое дело?
Вам, голландцу, близко французское «искусство жить» — art de vivre? Чем оно отличается от голландского?
Ну, прежде всего тем, что во Франции оно есть, а в Голландии нет. У нас очень простая страна. Мы не такие изысканные, утонченные, как французы. Мы — нация фермеров, торговцев, людей, поколениями выполнявших простую работу. В нашей истории был долгий период кальвинизма, когда пресекались любые излишества: например, голландцы не вешали у себя в доме хрустальных люстр-шандельеров вроде Le Roy Soleil, которые я сделал для Baccarat. Никакого сравнения с Францией. Франция веками развивалась как страна пышности и блеска, страна сложных трудоемких ремесел, роскоши, красоты и моды. Там производят и покупают вещи, которые не делают и не покупают практичные голландцы: мы можем восхищаться люксом, но сами, как правило, покупаем простое и удобное.
И как же выглядит ваш дом, какие вещи вы для него выбираете?
Это не типичный голландский дом. Он не минималистичен, хотя я стараюсь не увлекаться яркими цветами: они отвлекают внимание от фактуры предмета. Но если нужно на чем-то акцентировать внимание или подчеркнуть контраст, я не стесняюсь добавлять красок. Я не люблю эти выхолощенные бледно-зеленые и бледно-желтые оттенки, которые часто используют в интерьерах. Что же до вещей, то у меня есть стаканы Baccarat. Это же настоящая роскошь: просыпаетесь вы утром в воскресенье после бурной субботней вечеринки, протягиваете руку к столику, а там — прекрасный хрустальный стакан с холодной водой! В таком сосуде любой напиток как амброзия.
Ваза New Antique, Марсель Вандерс для Baccarat
Фото: пресс-служба Baccarat
Всякий раз в дни Salone del Mobile в Милане вы устраиваете впечатляющие шоу-презентации. Используете огромные фото, создаете инсталляции, поднимаете даже социальные проблемы. Сколько в ваших инсталляциях от искусства и сколько — от промышленного дизайна?
Меня не интересуют сами по себе проблемы, или искусство, или промышленный дизайн, или ремесло. Меня интересует культура. Что мы, люди, делаем, что демонстрируем друг другу. Каковы наши позиции. Каждый из нас играет свою общественную роль. Кто-то сам по себе звезда, а кто-то работает ради других, поддерживает других. Я люблю удивлять, люблю устраивать нечто неожиданное. Это могут быть объекты, фото, видео: что именно, не так уж важно, главное — впечатление. Раньше художники работали иначе: скульптор, Микеланджело, например, брал глыбу мрамора, «отсекал все лишнее», как он говорил, и получал единое произведение искусства. Теперь мы смешиваем все, что нам заблагорассудится: живопись и скульптуру, фото и видео, перфоманс и инсталляцию в общем представлении. Я работаю как композитор, а происходящее напоминает оперу, где, кроме музыки, есть еще актеры, костюмы, декорации, реквизит.
Раньше люди пользовались вещами подолгу, передавали из поколения в поколение. Сейчас многие предметы одноразовые или живут один сезон либо пару лет, не более. Что вы об этом думаете?
Это очень плохо, на мой взгляд. Одна из причин, по которой я работаю с Baccarat и вообще старыми брендами, — желание создавать то, что послужит не одному поколению, то, что люди захотят бережно хранить. Я стал одним из немногих, кому доступна такая возможность, и мне это приятно. С другой стороны, я не буду делать вещи, которые мне не интересны, сколько бы мне ни заплатили. Зачем? Получится нечто унылое, скорее всего. Мы с Габриэлем очень уважаем и ценим Филиппа Старка. О нем иногда говорят, что он якобы делает все, что угодно, — от духов до оформления пентхаусов. На самом деле это не так: Филипп делает не все подряд, а только то, что ему интересно и что он поэтому может сделать хорошо.
Как вы выбираете названия для своих предметов? Скажем, люстра Le Roi Soleil, «Король-солнце» — вы так любите Людовика XIV?
В общем он мне нравится, но в данном случае я думал скорее именно о короле-солнце, нежели о конкретном французском монархе. Такому бренду, как Baccarat, подобало нечто царственное. Наша люстра тоже в своем роде король — король люстр. Ну а форма светильника напоминает Солнце. Без короля Луи тут, конечно, тоже не обошлось, он был большим поклонником роскоши и, как бы теперь сказали, «иконой стиля», но важнее его прозвище, а не он сам.
Что вы думаете о фейках, о том, что в Китае, например, сейчас массово производят нелегальные копии дизайнерских объектов?
Это вопрос морали. Некоторые говорят: «О, если тебя копируют — ты должен этим гордиться, значит, ты делаешь крутые вещи!» Ужасная глупость. Производство подделок — это воровство. Если кто-то залез к тебе в дом или в мастерскую и украл какую-то твою работу, инсталляцию, ты должен этим гордиться? Мол, я так крут, что у меня крадут работы? Это комплимент мне как художнику? Черта с два! Гордиться можно, если людям нравится то, что ты делаешь, настолько, чтобы пойти и заплатить тебе за твою работу. Вот это уважение, комплимент автору. Нечто подобное можно сказать и о так называемых «инспирациях», когда крупные масс-маркетные производители не копируют вещь буквально, а делают нечто похожее, но упрощенное, из дешевых материалов. Это не преступление. Тут вопрос уже к покупателям: уважают ли они себя, покупая такую дешевку? Это как со стаканом: можно пить воду из хрустальных стаканов, а можно — из пластикового стаканчика, который по сути мусор. Окружающие человека вещи — своеобразное зеркало, отражающее его отношение к себе и миру. Как вы к себе относитесь? Вы индивидуальность или подделка? Вот в чем вопрос.
Что вы думаете о российском дизайне?
В России было много хороших художников, я полагаю, беда в том, что в последние десятилетия они все были в тени. Как в тени для нас, европейцев, были художественные процессы в Китае, Юго-Восточной Азии, на Ближнем Востоке. Сейчас вы начинаете выходить из этой тени. Это время прекрасных возможностей, уникальных шансов. Способность русских чувствовать прекрасное никуда не делась за прошедшие сто лет, нужно просто пользоваться своим шансом.
Вы очень популярны. Что для вас слава, известность?
Слава и известность — разные вещи. Полно известных людей, которых не назовешь прославленными. Знаете, я дизайнер, я делаю вещи, стараюсь делать их хорошо. Известность для меня — рабочий инструмент. Она полезна в поиске заказчиков и в продвижении продукта. Я люблю удивлять людей, интересно рассказывать о своих проектах, привлекать к ним внимание. В итоге я сам стал известным и узнаваемым персонажем. Наверное, это было неизбежно в данной ситуации. Слава как таковая мне не слишком важна, но она дает возможность знакомиться с людьми. И вообще, не такая уж я знаменитость: вы много работаете, и я много работаю, никакой разницы.
Вы похожи на кинозвезду. Если бы вам довелось сниматься в кино, что бы это был за фильм?
Роуд-муви.