Отношения Ирана и Соединенных Штатов после избрания Дональда Трампа переживают не лучшие времена. Американский лидер прямо обвиняет Тегеран в подготовке и финансировании террористов, в ответ власти Исламской Республики заявляют, что политика США провоцирует кризисы в регионе. За публичным обменом дипломатическими уколами порой сложно разглядеть внешнеполитические возможности, которые неожиданно открылись перед Тегераном и Вашингтоном. История предоставила Трампу и его иранскому коллеге Хасану Роухани шанс на разрядку и налаживание отношений.
19 мая 2017 на президентских выборах в Иране победил действующий президент Хасан Роухани, с легкостью обошедший своего единственного противника — консерватора Эбрахима Раиси. Сам факт переизбрания сложно назвать совсем уж неожиданным: по сложившейся традиции тот, кто однажды побеждал в президентской гонке, повторяет успех на перевыборах. Но убедительность победы господина Роухани в первом туре с перевесом в восемь миллионов голосов дала ему мандат на продолжение внутри- и внешнеполитического курса, включающего дальнейшие переговоры с Западом. На своей первой пресс-конференции после переизбрания считающийся умеренным политиком Роухани подтвердил намерение добиваться снятия со страны «неядерных» санкций.
Момент для этого выглядел не самым удачным, поскольку на следующий день после объявления результатов выборов в тысяче километров к юго-западу от Тегерана, в столице Саудовской Аравии президент США Дональд Трамп обвинил Исламскую Республику в «финансировании, снабжении и обучении террористов и экстремистских группировок» и призвал к ее изоляции. Хотя во время визита не было объявлено о создании «арабской НАТО» — военного союза суннитских стран Ближнего Востока, нацеленного на сдерживание Ирана, — по информации СМИ, подобная идея обсуждалась за закрытыми дверями. Ранее 45-й президент США неоднократно называл соглашение по ядерной программе Тегерана «худшей сделкой в истории» и грозился из него выйти.
Тем не менее у Трампа и Роухани есть как возможность потратить ближайшие четыре года на дорогостоящее противостояние с открытым финалом, так и исторический шанс начать реальный процесс налаживания отношений между Ираном и США с их союзниками.
Парадоксальным образом для Роухани Дональд Трамп может оказаться более ценным партнером, чем предыдущий американский лидер. Барак Обама вынужден был придумывать сложную и юридически не обязывающую конструкцию Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД). Республиканский президент в Белом доме может рассчитывать на лояльность республиканского большинства в Конгрессе, что позволит ему положить на стол переговоров возможность заключения полноценного договора, полной отмены «ядерных» санкций (вместо текущей приостановки их действия) и отмену первичных американских санкций, мешающих американским юридическим лицам и финансовой системе взаимодействовать с Тегераном (до этого момента США обсуждали только санкции, направленные против граждан третьих государств).
Переизбрание Роухани подтвердило то, что граждане в целом одобряют курс, которым он ведет страну. Но в то же время население не сможет бесконечно игнорировать отсутствие ощутимого экономического роста. Несмотря на снижение уровня инфляции и другие макроэкономические успехи, соглашение по ядерной программе пока не трансформировалось в повышение уровня жизни иранцев. Сама возможность вести бизнес с Тегераном, не опасаясь возврата американских санкций, привела бы к значительному притоку иностранных инвестиций в страну. Соглашение, позволившее установить связи между иранской и американской экономиками, могло бы удовлетворить острую потребность Ирана в капитале и технологиях. Вектор на налаживание отношений с Вашингтоном (как минимум в экономической сфере) поддерживается большей частью граждан.
Для президента США соглашение с Ираном может стать выходом из тупика, в который он сам себя загнал. Категорически выступая против СВПД, Трамп не решился выйти из него, придя к власти. Вместо этого президент пообещал пересмотреть соглашение — идея столь же неопределенная, сколь и трудновыполнимая. При этом в обозримом будущем Соединенным Штатам предстоит определиться со своим отношением к постепенному снятию ограничений с иранской ядерной программы, прописанному в рамках СВПД. Невзирая на дополнительные возможности для мониторинга иранских ядерных объектов со стороны МАГАТЭ, через 10-15 лет Тегеран сможет устанавливать любое количество центрифуг и обогащать любое количество урана. Республиканцы и союзники США в регионе неоднократно озвучивали опасения, что ядерная программа Ирана быстро превзойдет уровень 2015 года, приближая страну к созданию ядерного оружия. Новые договоренности по ограничению иранского потенциала (и возможно, вмешательства в дела региона) в обмен на дальнейшее снятие санкций могли бы стать ответом на этот вопрос и подтверждением талантов президента Трампа заключать «хорошие сделки» там, где у его предшественника получались плохие.
Ни для самого Дональда Трампа, ни для большей части его электората «иранский вопрос» не относится к числу наиболее принципиальных. Сегодня средний возраст американца — 38 лет, это практически столько же, сколько прошло с момента захвата посольства США в Тегеране революционными студентами. Значительная часть американцев узнала об истоках противостояния Вашингтона и Тегерана из учебников истории. Это отражается и на устойчивости отношения к иранской угрозе, точнее, к ее отсутствию. После того, как президент Трамп продолжил выполнять СВПД, одобрение соглашения среди республиканцев подпрыгнуло с 37 до 53 процентов.
Сближение (пусть даже ограниченное) с Ираном вряд ли найдет поддержку у союзников США в регионе без длительного разъяснения и убеждения. Кроме того, этому едва ли будут рады глава Пентагона Джеймс Мэттис или советник по национальной безопасности Герберт Макмастер. Зять Трампа Джаред Кушнер также поддерживает укрепление союза с Тель-Авивом против Тегерана. Но Дональд Трамп неоднократно демонстрировал, что союзникам он предпочитает интересы и готов игнорировать советы даже самых близких людей (по информации СМИ, Джаред и дочь Трампа Иванка были противниками выхода Соединенных Штатов из Парижского соглашения по климату). Разрыв Саудовской Аравией, Бахрейном, ОАЭ и Египтом дипломатических отношений с Катаром показал шаткость суннитского блока, который мог бы сдерживать Иран. Так что рано или поздно Вашингтону придется признать, что с Тегераном надо договариваться. И некоторые основания для того, чтобы ждать позитивных сдвигов на этом направлении, имеются.
Буквально накануне президентских выборов в Исламской Республике Трамп подписал указ об очередном приостановлении санкций против Ирана в рамках СВПД, без чего Роухани не удалось бы победить так убедительно. Совпадение интересов Соединенных Штатов и еврейского государства тоже нельзя назвать стопроцентным. На словах Трамп всячески поддерживает Израиль. Однако, например, исполнение своего предвыборного обещания перенести посольство США из Тель-Авива в Иерусалим он отложил на неопределенный срок. Кроме того, он попросил премьер-министра Израиля прекратить строительство поселений на палестинских территориях.
В рамках своей новой ближневосточной политики президент США может привлечь страны региона к поддержке соглашения с Ираном. Израиль серьезно заинтересован в постоянном ограничении ядерной программы Тегерана, что можно обменять на снятие дополнительных американских санкций с Ирана. Среди более экзотических вариантов — возобновление переговоров по созданию в регионе зоны, свободной от ядерного оружия (начав с проекта зоны, свободной от высокообогащенного урана). Саудовская Аравия остро нуждается в выходе из непрекращающегося военного конфликта в Йемене с сохранением лица. Иран — единственное государство, способное выступить посредником в переговорах с хоуситами. Есть и еще подобные примеры.
Естественно, ирано-американское сближение — не более чем одна из возможностей. И она может быстро исчезнуть. Для ее реализации администрации Трампа нужно выйти из состояния перманентного кризиса и скандалов. Вполне вероятная потеря республиканцами большинства в палате представителей на промежуточных выборах в 2018 году также похоронит надежды на переговоры.
С другой стороны, время на Востоке течет медленнее. Президентский срок Роухани закончится в 2021-м, в том же году, что и первый срок Дональда Трампа. На еще одну каденцию нынешний иранский президент претендовать не имеет права, но перед ним открывается иная перспектива. Как изящно сформулировал автор одного журнального заголовка: «Роухани и Раиси сошлись в схватке за ключевую должность, и это не должность президента Ирана».
Верховному лидеру Ирана Али Хаменеи 77 лет, и если он больше не сможет выполнять свои обязанности по состоянию здоровья, Ассамблея экспертов выберет нового руководителя страны. Предсказать результаты этого закрытого процесса нельзя, но учитывая, что на выборах 2016 года в состав Ассамблеи вошло немало реформистов, а на единственных проходивших до этого выборах Верховного лидера был избран популярный президент Хаменеи, у Роухани как минимум есть шансы.
Президент Ирана Хасан Роухани, заслуженно получивший прозвище Шейх-дипломат, готов играть в долгую игру. Не факт, что то же самое верно для президента США Дональда Трампа.