Всякий, кто оказался в России без крыши над головой, обречен на скорую смерть. Средняя продолжительность жизни бездомного на улице — три года. Их можно накормить и подлечить, помыть и переодеть, даже сделать новые документы и устроить на работу, но их образ жизни и судьба от этого не изменятся. Документы они вскоре потеряют или пропьют, с работы что-нибудь стащат — и их уволят, а в итоге они умрут на улице, став жертвами преступления, холода или болезней. Изменить эту ситуацию практически невозможно, считает основатель общинного комплекса «Ной» Емельян Сосинский, посвятивший спасению бездомных 14 лет жизни. Корреспондент «Ленты.ру» отправился в Подмосковье, чтобы посмотреть на обитателей «ковчегов», которым удалось спастись, и понять, почему их скромное благополучие стало проблемой для окружающих.
— Единственный выход для этих людей — общинная жизнь и работа. Только в общине, при условии совместной жизни и труда, в компании себе подобных и в условиях относительно строгой дисциплины у них появляется будущее, — говорит Сосинский. — Только так люди с серьезным опытом бездомности способны социализироваться, жить человеческой жизнью, продуктивно работать, даже родить и вырастить детей. Увы, ни трудовое, ни жилищное законодательства не предусматривают таких возможностей. Пытаясь изменить ситуацию, я обошел всех лидеров политических партий, всех высоких чиновников — тишина. У меня сложилось впечатление — скорее даже уверенность, — что наше государство хочет одного: чтобы они все поскорее умерли.
Емельян Сосинский — основатель и директор комплекса общин для бездомных «Ной»
Фото: Павел Орлов
«Вам тут не лепрозорий»
В комплексе «Ной» сегодня десять рабочих и четыре социальных дома, в которых в общей сложности живут и работают 700 бездомных. Но наша с Емельяном встреча посвящена, к сожалению, не успехам, а недавней трагедии. Еще две недели назад в составе «Ноя» был пятый социальный дом — бывший пионерский лагерь под Сергиевым Посадом, переоборудованный для жизни бездомных инвалидов, стариков и матерей с детьми. Организаторы вложили серьезные средства в ремонт палат и коммуникаций, но насладиться плодами своих трудов не успели. Жители окрестных районов благословленные на борьбу с бомжами местным священником (!!!) отцом Андреем, при помощи начальника по безопасности Сергиевопосадского района добились изгнания неимущих из их пристанища. Это было несложно, поскольку из-за отсутствия соответствующей законодательной базы подобные общины существуют на птичьих правах. Половина из 120 живших под Сергиевым Посадом бездомных снова оказались на улице, но местных жителей это не печалит: «Вам тут не лепрозорий».
— Это, увы, нормальная ситуация, — невесело говорит Емельян, пока мы выезжаем из Москвы по Ярославскому шоссе. — Наши дома существуют до тех пор, пока о них не знают власти и местные жители. Какое-то время удается сохранить наше присутствие в тайне. Мы никому не мешаем — у нас очень строгие порядки: утром тихо ушли на работу, вечером тихо вернулись домой.
При входе всех проверяют на алкотестере, пьяные без разговоров изгоняются. Внутри общежития люди ведут себя тихо. Пребывание во дворе не разрешается. Но рано или поздно жители соседних домов все равно узнают о нас, зовут милицию, собираются на митинги, и мы в который раз ищем новое помещение. Сейчас именно такой период, и самая большая беда в том, что у нас нет мест — людей мы временно не берем. Звонят, умоляют, плачут, говорят «умираем», но мы ничего не можем сделать — нам своих постояльцев приходится сокращать.
Работники и иждивенцы
К сегодняшней структуре общинного пространства Емельян шел девять лет. В итоге в основу системы «Ной» положен опыт священника Иоанна Кронштадского, которому в конце XIX века удалось сократить количество бездомных в одноименном городе на три четверти.
Сквозной коридор проходит через весь первый этаж пятиэтажки
Фото: Павел Орлов
Первый рабочий дом «Ной» появился шесть лет назад на Дмитровском шоссе, в 10 километрах от МКАД. Люди, обретшие в нем стол и кров, в обязательном порядке работали пять дней в неделю (на стройке) и полностью отказались от алкоголя. Половина зарплаты выдавалась им на руки, а вторая оставалась администрации «Ноя». Общинные деньги шли на аренду и коммунальные платежи, продукты и лекарства, восстановление утерянных паспортов, содержание стариков, женщин и инвалидов, занятых на хозяйстве. Модель оказалась экономически состоятельной, поэтому таких домов сегодня десять.
— Содержание одного человека — в основном продукты питания — обходится нам в 5 тысяч рублей в месяц, — подсчитывает Емельян. — Аренда и коммуналка — по-разному, но, допустим, еще 4-5 тысяч в месяц на человека. Например, в рабочем доме живет 100 человек со средней зарплатой 30 тысяч. Мы собираем с них полтора миллиона, из них миллион тратим на них же, а еще полмиллиона накапливаются. Плюс к тому в «Ной» приходит около 400 тысяч рублей пожертвований в месяц. Три года назад, летом 2014-го, у нас на счету осталась приличная сумма, и после совета попечителей мы стали открывать отдельные дома — социальные, для тех, кто не может работать на стройке. Социальные дома находятся на иждивении у рабочих, сегодня их четыре. Но и в социальных домах люди тоже работают в обязательном порядке, только на дому. Хотя доход от этой работы условный.
Заказчик из лавры
Минивэн Емельяна останавливается в глухом квартале Мытищ. Через неприметную дверь мы попадаем на первый этаж старого кирпичного дома. Охранник (помощник по безопасности) не моргнув глазом протягивает Емельяну алкометр. Тест директора показывает ноль промилле.
— Нет-нет, гостей мы не продуваем, — Емельян останавливает мою руку, потянувшуюся к прибору, и знакомит меня с руководителем социального дома в Мытищах Сергеем Афанасьевым, тоже бездомным. — Сергей, покажи «Ленте.ру», как вы здесь живете.
В другой комнате — мастерская по изготовлению фигурок из глины
Фото: Павел Орлов
Социальный дом занимает весь первый этаж пятиэтажки. Здесь скромно, но чисто, никаких неприятных запахов, через все здание проходит сквозной коридор. Воздух сухой и в меру теплый. В жилых комнатах плотно расставлены двухъярусные аккуратно заправленные кровати. На кухне в свободном доступе приличный растворимый кофе, чай в пакетиках, большая ваза молочного шоколада, печенья и розового суфле. «Это нам благотворители из фонда продовольствия "Русь" подарили, — поясняет женщина, занятая приготовлением обеда. — В этот раз очень много — по тридцать плиток шоколада на человека, угощайтесь, пожалуйста».
В отдельной комнате крутятся стиральные машины и сушатся вещи. В совмещенных санузлах — исправные унитазы и чистые ванны. На всех окнах — шторы, чтобы жители района не любопытствовали. В маленькой комнате с двумя компьютерами молодой человек разбирается с какими-то документами. В подвале, куда ведут два пролета крутой лестницы, шестнадцать человек плетут коврики. Трое нарезают на лоскуты старые вещи, двое сматывают их в клубки, остальные плетут. Работают сосредоточенно и отрешенно. Троице-Сергиева лавра, заказчик, платит по 150 рублей за большой — 50 на 50 сантиметров и 30 рублей — за маленький. Половину дохода — 1200 рублей в месяц — получают ремесленники. В другой мастерской люди лепят из глины фигурки и подсвечники, но сбыт сувенирки пока не налажен.
— К сожалению, очень трудно найти заказчиков на прилично оплачиваемую надомную работу, — видит мое недоумение Емельян. — Но заработок — не самое главное. В нашей общине живут только те, кто готов работать. Это одно из главных условий.
«Не мог устоять»
Как выяснилось из разговора, мой гид, начальник дома в Мытищах Сергей Афанасьев родился в Москве в 1975 году. После восьми классов пошел учиться на технолога мясного производства. Делал пельмени на Микояновском комбинате. А потом сел.
— Разбой, убийство, — рассказывает Сергей под пристальным взглядом Емельяна, немного растягивая слова. — Я это делал трезвый — угонял машины, грабил людей, убил случайно. Периодически хотел завязать, устраивался на работу, но зарплата маленькая, и через какое-то время не мог устоять перед легкой жизнью...
Спят на двухэтажных кроватях-нарах, но это лучше, чем в подъезде
Фото: Павел Орлов
В общей сложности Сергей провел в колониях 17 лет. За это время родственники оставили его без квартиры в Выхино. Но настоящая расплата настигла Сережу три года назад. Когда он в Люберцах выходил из магазина, его ударили по голове. Возможно, из-за дорогого телефона... Это случилось 8 мая, а очнулся он в больнице 24 августа, уже инвалидом. Диагноз — посттравматическая энцефалопатия: проблемы с запоминанием, нарушение двигательных и речевых функций.
Сначала Сергей поселился в муниципальном центре для бездомных москвичей «Люблино» и устроился на работу приемщиком обуви, но через какое-то время его выгнали и из центра, и с работы. В конце концов, пожив и в подъездах, и в подвалах, Сергей узнал о «Ное» и Емельяне Сосинском. Позвонил. Сначала работал помощником по безопасности. За отсутствие нарушений и ответственный подход за два года дослужился до руководителя социального дома в Мытищах. Нравственную оценку своей прошлой жизни давать отказывается, а с настоящей — считает, что повезло.
Через полчаса мы снова садимся в минивэн и отправляемся в другой дом «Ноя», что между Ивантеевкой и Фрязино. Пока стоим в пробках, я выпытываю у директора ответ на главный для меня вопрос: как он пришел к своей необычной деятельности. История оказывается весьма занимательной.
Продолжение читайте в воскресенье, 16 июля