Руководитель первой лыжной экспедиции от земли к Северному полюсу и многих других вошедших в историю больших приключений Дмитрий Шпаро по-прежнему в строю и полон забот. Для него Арктика давно стала вторым домом. Известный путешественник бережет память о золотых страницах освоения этих суровых просторов и с надеждой смотрит в будущее. В беседе с корреспондентом «Ленты.ру» он поделился мыслями о том, как следует развивать Крайний Север и как это касается каждого из нас.
«Лента.ру»: Вы тысячу раз бывали за Полярным кругом. Что такое Русская Арктика, Русский Север?
Дмитрий Шпаро: Север на Чукотке и в Якутии — это один Север. Север Таймыра — это другой Север, скажем так, «глухой» — арктическая тундра. Когда-то туда завезли овцебыков, там есть олени, полярные волки, полярные зайцы, охотники, рыбаки — ну и хорошо. Норильск — это тоже отдельная уникальная территория.
Ямал, Салехард, Сургут — это те районы, где мы научились очень квалифицированно заниматься газодобычей. Там люди живут сейчас нормально, условия для них созданы: объекты культуры, спортзалы, питание. Почти как в Норвегии. Но туда вложены большие деньги. А если возьмете Карелию, Кольский полуостров, Архангельскую область, Ненецкий автономный округ — там все по-другому, беднее, уровень жизни другой.
Расскажите о регионе, в котором сложная ситуация. В чем это заключается?
У меня была недавно командировка в Коми. По размерам эта республика — как Германия и Франция вместе взятые. При этом от Москвы до столицы — Сыктывкара — лететь всего полтора часа, причем на не самом быстром самолете. И еще столько же оттуда до Воркуты. В этом городе я бывал много раз. Там начинались и заканчивались летние и зимние туристические маршруты: Северный Урал, Полярный Урал, Карское море рядом. Все там великолепно с точки зрения условий для туризма.
В советское время Воркута жила хорошо, угольная промышленность была на подъеме. А теперь она из кормилицы превратилась в нахлебника республики. Угля там добывается год от года все меньше. Деньги в шахты не очень-то вкладывают. Работа же остается опасной, о чем свидетельствуют ЧП. Если ничего не изменится, мы попросту потеряем такую замечательную профессию, как арктический шахтер. 7000 специалистов есть, но если им не дать работу, не обеспечить нормальные условия жизни, они оттуда уедут. Их не будет. Традиции исчезнут. Их просто не станет — так же как практически не стало полярных летчиков.
Матвей и Дмитрий Шпаро
Фото: Евгения Новоженина / РИА Новости
Люди оттуда уезжают?
Да, из Воркуты идет большой отток населения. В 2014-м, 2015-м, 2016-м более 1000 человек в год уезжали. Дома пустеют, но их стараются не разрушать, поддерживать в рабочем состоянии коммуникации, на что уходят немалые средства.
Всплыла и другая проблема: огромные терриконы, выросшие рядом с шахтами, как оказалось, заметно отравляют окружающую среду, и что с ними делать — пока непонятно. Нужны, видимо, новые недешевые технологии. Миллионы бочек с наших арктических островов мы начали (научились!) вывозить, но с терриконами, похоже, сложнее.
Может, и не нужно искусственно поддерживать там жизнь круглый год? Пусть туда, когда нужно, приезжают туристы, а военные, рабочие, ученые и спасатели будут работать вахтовым способом.
Военные и пограничники вахтовым методом не работают. Да и шахтеры тоже. В Воркуту проложена железная дорога. Это исторический, культурный центр. Там по-прежнему живут около 60 тысяч человек, и для них это малая родина, которой они гордятся.
Как им можно помочь?
В первую очередь надо поддержать работу воздушного транспорта. Без самолетов на Крайнем Севере, где нет дорог и огромные расстояния, делать вообще нечего. Новый губернатор Сергей Гапликов ставит вопрос о сохранении аэропортов Воркуты, Ухты и Усинска в перечне объектов, подлежащих реконструкции в рамках Федеральной программы развития транспорта в России до 2020 года. Есть указание Дмитрия Медведева: поддержать. Минтранс, как я понял, против. Это точно неправильно.
А сколько нужно самолетов?
Недавно в Мурманске проходила конференция, один из докладов назывался «Встанет ли полярная авиация на крыло» — он был как раз посвящен этой теме. В нем говорилось, что нужно сохранить парк, который есть; кроме того, до 2020 года увеличить количество самолетов в арктической зоне на 1-3 тысячи. Я поразился, прочитав. Но, очевидно, за этими цифрами стоят некие расчеты.
Вот пример из моей собственной жизни: в 1998 году мы с сыном Матвеем пересекали Берингов пролив на лыжах, шли от Чукотки и довольно долго там находились — изучали, как живут местные люди. И вот мы подходим к Аляске и хорошо видим землю, на которую завтра ступим. Осталось километров 15. И мы заметили, что там непрерывно летают самолеты. Непрерывно, понимаете? А там население — это северный берег Аляски — так же малочисленно, как и на Чукотке.
А на Чукотке не летают вообще?
Раз в несколько дней. Но это было в 90-е. Даже для санитарной транспортировки трудно было вертолет раздобыть. Потом там появился Абрамович, и ситуация улучшилась, но все равно жить там очень непросто. Трудно проводить параллели с другими странами и трудно строить прогнозы на будущее.
Напрашивается расхожая фраза «...а при Советах было иначе».
Во времена СССР было по-разному. Была героическая эпоха освоения Арктики в 30-х годах прошлого века — колоссальный энтузиазм, с которым люди выкладывались на все сто и из ничего создавали что-то прямо в голом поле. А потом... В 70-м году я разговаривал с генералом Марком Ивановичем Шевелевым, героем Советского Союза. Он был одним из летчиков, обслуживавших папанинскую экспедицию и последним начальником полярной авиации. Последним — потому что полярная авиация в 1970 году исчезла, следом за Главсевморпутем.
Оставались полярные отряды, которые мы застали во время первой лыжной экспедиции на Северный полюс в 1979 году. И какое-то время в этих отрядах оставались полярные асы — летчики, способные работать в чрезвычайно сложных условиях. Существовали дрейфующие станции, которые они обслуживали. Гидрографы изучали рельеф дна Северного Ледовитого океана, чтобы наши подлодки могли спокойно ходить под арктическими льдами.
Полярник с указателями во время обустройства станции
Фото: Олег Макаров / РИА Новости
Холодная война и противостояние с Западом были мощным драйвером для арктических проектов. Сейчас воспроизводится что-то подобное?
Да, но и пришедшая за холодной войной разрядка открыла массу интересных возможностей. Только что выступал в Институте физиологии Коми научного центра Уральского отделения РАН, которым руководит доктор медицинских наук профессор Евгений Бойко. Оказалось, что в конце 80-х, будучи научным сотрудником на Чукотке, он брал у меня кровь для исследований. Тогда мы проводили первую в своем роде совместную с американцами экспедицию «Беринг Бридж» на собачьих упряжках. Шли по селам Чукотки, потом перелетели через Берингов пролив и шли уже по американским поселкам. Хорошая получилась экспедиция. Всего участвовало 12 человек, половина из них — представители коренных народов Крайнего Севера. Двое чукчей, одна эскимоска из нашей страны и трое эскимосов из США. Экспедиция была социальной и, что было бы сейчас очень востребовано, миротворческой.
Само расположение Арктики диктует развитие сотрудничества между странами. Будущее есть только у такого мирного и международного подхода.
Полярные асы авиации, получается, уже навеки потерянная история?
Сейчас полярных отрядов нет, но среди военных летчиков остались профи. Когда Матвей Шпаро и Борис Смолин шли полярной ночью тысячу километров от берега до Полюса на лыжах — зимой 2007-2008 года, их «прикрывали» пилоты авиации ФСБ России, которые обслуживают пограничников в Арктике. Эти летчики умеют то, что никто в мире больше делать не умеет.
Я к чему это говорю: когда возникают проекты, создаются рабочие места, следом появляются и талантливые люди, которые способны творить невообразимые вещи, действовать в тяжелейших условиях. Нужно лишь сформулировать цели, задачи и обеспечить достаточный минимум материального обеспечения этих потенциальных героев.
Цель сформулирована в основах госполитики России в Арктике до 2020 года. Что вы думаете об этом документе?
Да, он был принят в 2008 году правительством, причем это был первый документ, созданный Николаем Патрушевым после перехода из ФСБ на пост секретаря Совета безопасности.
Патрушев летал и на Северный полюс, и на Южный — в Антарктиду. Кроме того, он на вертолете залетал на вершину Эльбруса — на западную, то есть более высокую. Другими словами, он хоть и работал в органах госбезопасности, всегда оставался близким мне по духу, азартным человеком. Потому и составленный им план освоения Арктики не похож на скучные бюрократические талмуды.
Этот план предполагал создание Арктической зоны как некоего единого пространства. Теперь возникла идея цепи северных опорных зон, которым следует не конкурировать между собой, а помогать друг другу: совместно искать инвестиции, совместно работать, совместно творить. Другими словами, мы в каком-то смысле возвращаемся к идеям Главсевморпути и полярной авиации. В 2015 году была создана Государственная Арктическая комиссия во главе с Дмитрием Рогозиным. Она работает, и дай бог ей всяческих успехов.
Большие надежды связывают с развитием Северного морского пути в условиях таяния льдов.
Да, но это вещь тривиальная. Эта трасса сможет приносить значительные прибыли от транзита грузов. Об этом вы можете поговорить со многими, как и о добыче полезных ископаемых.
Тогда вернемся к воркутинцам. Чем им заниматься, если не работать в шахтах?
Надо думать и искать подходы. Я пытался внести свою крошечную лепту. В 1973-м на Таймыре мы нашли склад продуктов Эдуарда Васильевича Толля в вечной мерзлоте — вы эту историю наверняка слышали. Оказалось, что припасы эти хорошо сохранились, хотя лежали там с 1900 года на глубине полутора метров: 48 банок тушенки, черные сухари, геркулес, чай, бисквиты, сахар, первые образцы спичек. Довольно много всякого добра.
Когда я рассказал о находке советскому министру пищевой промышленности Вольдемару Лейну, он был восхищен: «Дмитрий, вы не представляете себе, какое открытие сделали. Вы нашли не склад, а клад!»
На следующий год туда поехали специалисты-пищевики и специалисты в области хранения продуктов. Откопали рядом еще одну яму и положили туда продукты образца 1974 года. Таким образом они продолжили эксперимент, который начал Толль. Росрезерв, ученые и наш клуб «Приключение» провели пять экспедиций на мыс Деппо — так называется это место на Таймыре. Сегодняшний Росрезерв — огромная закрытая организация, которая хранит запас продуктов — и не только продуктов — на случай войны, глобальных катастроф и так далее.
Участники экспедиции Толля
Фото: Wikipedia
Так вот, пять заездов, и в последний раз — летом 2016 года. Каждый раз, когда экспедиция возвращалась, начинались разговоры о том, что хорошо бы сделать промышленную закладку: не несколько десятков килограммов, а несколько тонн продуктов. И это как раз можно реализовать в Воркуте, где есть пустоты с постоянной низкой температурой.
То есть в скором будущем вечную мерзлоту будут использовать как большой экономичный холодильник?
Это одно из направлений развития. Одно из многих. Еще есть туризм, а с недавних пор, стараниями Матвея и его коллег, — образовательные проекты в Арктике. Мы проводили в 2012 году фестиваль «Дети Арктики». Был конкурс экологических проектов. Прекрасный доклад сделали дети из Воркуты — они получили первое место: «Отходы — в доходы!»
Северный полюс одно время был Меккой для первооткрывателей, когда на карте планеты уже не оставалось других белых пятен, но теперь все вершины и глубины покорены. Есть ли какие-то идеи или задачи, которые путешественники еще не реализовали?
Так не получится так, чтобы цели были исчерпаны. Должно меняться мышление. Вот Матвей будет проводить десятую экспедицию для школьников к Северному полюсу. Если поразмыслить, то этот его многолетний проект гораздо более фантастичен, чем его путешествие к полюсу полярной ночью, занесенное в Книгу рекордов Гиннесса.
Он уже провел к вершине планеты 63 человека — мальчишек и девчонок со всей страны. Это уникальная история и довольно сложная. Нам то аплодируют, то ругают...
Участники седьмой экспедиции встречались с президентом России Владимиром Путиным, разговаривали целый час, фотографировались. Все прошло чудесно. А через некоторое время нас опять кто-то пытается хлестать по щекам: вы не жалеете детей — и так далее.
Атмосфера всеобщей любви к большим путешествиям, романтического отношения к туризму уходит в прошлое, разве нет? Стало комфортнее жить, развиваются виртуальные досуговые ресурсы...
Нет, не так. Атмосферу создают люди. Посмотрите, какой интерес возник у столичных школьников в связи с Большой арктической экспедицией, подготовку к которой Матвей ведет совместно с городским департаментом образования. Ребята знают, что есть два отряда, и их сверстники, сидевшие за соседней партой, вскоре отправятся покорять Северный полюс и работать на настоящей полярной станции. Все они теперь заражены Арктикой, все разговоры только о ней!
А вообще мы уже давно работаем с детьми, занимаемся организацией детского туризма. В походе ребята прекрасно живут без интернета, общаются друг с другом, с природой и учатся думать, заботиться о себе, о товарищах. В любом американском подобном лагере, к слову, уделяется значительное внимание работе подопечного с самим собой. Это правильно, и мы в походе учим детей постоянно мыслить, они в трудном путешествии получают потрясающие импульсы к развитию.
И вот еще одно интересное наблюдение. Участники наших экспедиций заполняли анкеты, один из вопросов был посвящен книжкам, которые пробуждали у ребят жажду путешествий и познаний. Оказалось, что первое место, как и век назад, остается за Жюлем Верном. Это сегодняшняя молодежь! А в качестве героев, образца для подражания они часто указывают людей с ограниченными физическими возможностями, связанных с паралимпийским движением. Повторю еще раз: мышление меняется.