В прокате — один из самых причудливых (и выдающихся) фильмов сезона: эксцентричная трагикомедия Сержа Бозона «Миссис Хайд», в которой классический стивенсоновский сюжет обретает новую жизнь в стенах окраинной парижской школы. Кроме того: страхолюдная житуха в польской провинции и детство сценариста «Мимино».
«Миссис Хайд» (Madame Hyde)
Режиссер — Серж Бозон
Карьера преподающей точные науки в школе на окраине Парижа Мари Жекиль (Изабель Юппер), судя по всему, подходит к прискорбному концу. Одни ученики ни в грош не ставят зашуганного, застенчивого педагога и чуть ли не читают рэп прямо во время уроков. Другие жалуются директору (Ромен Дюри) на отсутствие практических занятий. Коллеги устали сидеть на вечных педсоветах по ее вине, а тут еще и проверка из министерства намечается, и переаттестация — Жекиль, шепчутся в учительской, ее не пройти. Вряд ли поможет и единственное реальное достижение Жекиль — пробуждение интереса к физике у старшеклассника Малика (Адда Сенани), которого, впрочем, не меньше тянет к ошивающимся на районе раздолбаям постарше. Жекиль, семейная жизнь которой тоже не искрит счастьем, нуждается во вспышке вдохновения — и она ее наконец настигает. Причем буквально: во время совпавшей с полнолунием грозы в крошечную лабораторию Жекиль бьет молния — и прежде тишайшая учительница вдруг становится горячей, во всех смыслах слова, штучкой: днем обнаруживает в себе дремавшие прежде способности к эффективному образованию, а по ночам начинает как лунатик шастать по округе, пылая смертельным пламенем.
То, что Серж Бозон, один из самых оригинальных режиссеров современной Франции, с помощью классического стивенсоновского сюжета (и первых в своей карьере экспериментов в жанре фантастики) в «Миссис Хайд» представляет необычный, лишенный ангажированности взгляд на реалии французской образовательной системы и на жизнь этнически неоднородных окраин, очевидно. Куда неожиданнее то, как вольготно и как непредсказуемо его фильм переключается между жанрами и между интонационными регистрами — и как ненатужно и естественно Бозону вместе с Юппер даются эти превращения. В «Миссис Хайд» вмещаются народный сай-фай с простыми, но впечатляющими спецэффектами и ультрареалистическая социальная драма, преисполненная саркастических наблюдений об устройстве человеческой души комедия и божественная трагедия о невозможности полной, по-настоящему свободной женской жизни, наглядное пособие по евклидовой геометрии и вставной музыкальный номер, образование детей и воспитание взрослых. Еще интереснее, что, совершая очередное перевоплощение, фильм Бозона каждый раз ухитряется на шаг опережать зрительские ожидания — и удивлять как причудливостью авторской фантазии, так и широтой своего спектра. Получается фильм, который, вопреки точным наукам, явно больше суммы своих слагаемых — что, к слову, только доказывает приоритет кино перед техническим знанием как таковым.
Купить билеты на «Миссис Хайд» можно на «Афише»
«Лицо» (Twarz)
Режиссер — Малгожата Шумовска
Новый фильм полячки Малгожаты Шумовской («Тело», «Откровения») начинается с места в карьер. В первой же сцене простые польские обыватели разоблачаются — причем в прямом смысле слова: раздевшись до трусов, штурмуют гипермаркет, выкативший для самых проворных из голых покупателей плазменные телевизоры по возмутительно низким ценам. Обнаженные тела трутся друг об друга, толкаются, давят, грозят увечьями — манифестируют то есть как избыток возбужденной скидками витальности, так и некоторый дефицит духовности. Что речь в «Лице» идет именно об этом дефиците, Шумовска быстро подтверждает еще раз, показывая, что неподалеку от злосчастного супермаркета вот-вот возвысится самая высокая в мире статуя Иисуса Христа (такая, к слову, в Польше с 2010 года действительно есть, и ее установка стала одним из источников режиссерского вдохновения). Как раз на строительстве этого монумента и трудится главный герой «Лица», добродушный и в меру симпатичный простак Яцек (Матеуш Косьцукевич), чьи кудри, байк и любовь к хеви-металу не перестают будоражить умы обитателей его родного захолустья. Еще активнее судачить о Яцеке начнут, когда он навернется с Иисусова плеча фейсом вниз — и после первой в стране успешной операции по пересадке кожи лица окажется обладателем физиономии, которой больше подойдет слово «рожа».
Дальше «Лицо» будет неуклонно вскрывать лицемерие, обильно подпитывающее аккуратный фасад современного польского общества, в то время как бедолага Яцек последовательно лишится благосклонного отношения собственной невесты (Малгожата Гороль), соседей, родных, ну и, в довершение всего, государственных институций — будь то органы соцзащиты, отказывающие парню в пенсии, или заказавшая строительство статуи Иисуса церковь, не спешащая оплачивать еще и медицинские счета героя. Нельзя, впрочем, сказать, что особенно сочувствует Яцеку и сама Шумовска: в отличие от многих экранных мучеников, этому польскому человеку-слону не светит примириться с новыми горестными обстоятельствами — напротив, утрату персонажем не только внешности, но и прежнего представления о себе как личности «Лицо» иллюстрирует с ощутимой, бьющей под дых едкостью. Не менее заметно и то, что за этими колкостями в адрес всех и вся в фильме Шумовски не скрывается толком ничего, кроме авторской похоронки для родины, лихо катящейся в ад на тележке из супермаркета. Другое дело, что было бы странно ожидать внутренней полноты от фильма, в ключевом эпизоде которого человек проваливается в такое же пустое нутро истукана-Иисуса.
Купить билеты на «Лицо» можно на «Афише»
«Знаешь, мама, где я был?»
Режиссер — Лео Габриадзе
Кутаиси, 1946 год. Десятилетний Резо Габриадзе («Голова на птичьем тельце, ножки-макаронины двухдневной давности», — описывает себя за кадром сам герой, уже 81-летний) передвигается по городу перебежками, дабы увернуться от летящих со всех сторон — агрессивные реалии послевоенного времени — тумаков. Основной объект его притяжения — местная библиотека №6, где мировой литературой кроме мальчика интересуется разве что крысенок Ипполит — больно обложки вкусные. Приходится посещать и школу — правда, Резо никак не придет на уроки вовремя, отчего его живое детское воображение то и дело истязают ожившие фигуры украшающих школьные стены вождей. Если Сталин мягко обещает пока подождать с репрессиями в адрес горе-ученика, то Ленин настойчив: «Ликвидировать!». Вместо расстрела, впрочем, Резо настигает болезнь, а затем ссылка более-менее добровольная — к бабушке с дедушкой в деревню. А там уже другая жизнь: с грушевыми деревьями, стариковскими причудами, недоверчивыми сверстниками и необъяснимыми, но определяющими каждый поступок традициями. А еще — с лагерем на соседнем холме, где держат военнопленных немцев, эксплуатируя их трудовые навыки. Один из немцев перекопает семье Габриадзе огород, состругает малышу Резо самокат и даже проведет в дом канализацию, спровоцировав приступ буйной дедовской ярости: сколько веков на улице в туалет ходили — и ничего!
О потрясающей скромности Резо Габриадзе, написавшего сценарии таких картин, как «Не горюй!» и «Мимино», «Кин-дза-дза» и «Невероятная выставка» (а также создавшего один из самых необыкновенных кукольных театров мира), давно ходят легенды. Посвященный жизни этого великого человека и полагающийся прежде всего на его собственную графику, оживающую мультипликацией, фильм сына Лео это качество Габриадзе в очередной раз подтверждает: кто еще предпочел бы уложить всего в пять минут экранного времени всю свою взрослую и профессиональную жизнь, вместо этого сосредоточившись на историях из своих детства и юности, которые вполне могли бы произойти с любым современником Резо! Только, конечно, при всей универсальности этих то вполне правдоподобных, а то и сюрреалистических анекдотов почерк Габриадзе все равно узнается — фирменные интонацию, самоиронию, готовность свести вместе реальность и вымысел, память и сновидения невозможно спутать ни с какими другими киношными мемуарами. Да, по форме «Знаешь, мама, где я был?» больше всего напоминает сборник разрозненных историй из жизни замечательного человека, не подразумевающих цельного высказывания или морали. Но ведь никакого высказывания от этих историй и не требуется — разве недостаточно просто провести с Габриадзе час своего времени? Не столько ради самих его баек (при всех их упоительности и колорите), сколько ради возможности внять самой его манере мыслить, рассказывать, жить. Вот уж что действительно дорогого стоит.
Купить билеты на «Знаешь, мама, где я был?» можно на «Афише»