Северная Корея — это разруха, Мордор и расстрелы из зенитного собакомета, а Южная — рай с «Самсунгом», кей-попом и демократией. Примерно так считают большинство современных людей, наученных долгими традициями антисеверокорейской пропаганды. Между тем реальная история куда сложнее и интереснее. Специально для «Ленты.ру» известный российский кореист Константин Асмолов написал цикл статей об истории Корейского полуострова и двух государств, которые на нем расположены. В прошлый раз мы рассказывали о невиданном по своей жестокости подавлении коммунистического восстания на Юге, а до этого — о начале нелегкого пути и партизанской жизни первого северокорейского вождя Ким Ир Сена. Четвертый материал нашего цикла посвящен рассказу о том, как он из партизанского вожака прокладывал путь к тому, чтобы стать Великим вождем товарищем Ким Ир Сеном, и при чем здесь Советский Союз.
После перехода границы с СССР злоключения Ким Ир Сена не кончились. Как и все перебежчики, он был подвергнут интенсивным допросам и проверкам на предмет шпионажа. Но так как имя его к этому времени уже пользовалось определенной известностью благодаря многочисленным слухам и «разоблачительным» статьям японцев, процедура проверки в лагере интернированных не была долгой, и вскоре Ким Ир Сен стал слушателем курсов при Хабаровском пехотном училище, на которых он учился до весны 1942 года.
Кроме того, в январе 1941 года под именем Цзинь Жичэн (китайское чтение иероглифов, составляющих его имя) вместе с другими перебежчиками Ким подготовил для советских властей доклад о состоянии дел у маньчжурских партизан.
Этот отчет и ряд иных документов однозначно подтверждают тот факт, что партизанский командир с таким именем действительно существовал и является тем же самым лицом, что и руководитель КНДР Ким Ир Сен. Другое дело, что документы развенчивают и северокорейский государственный миф о многочисленной партизанской армии, руководимой товарищем Ким Ир Сеном и никогда не покидавшей пределов Корейского полуострова.
Кроме того, отметим, что во всех документах того времени Ким проходит не как Ким, а как Цзинь. Это касается и других корейцев в составе маньчжурских партизан, — в частности, в мемуарах В. Иванова «В тылу Квантунской армии», мы видим там довольно большое количество людей с фамилиями Цзинь (Ким), Пу (Пак) или Цуй (Чхве/Цой). Все это корейцы, чьи имена записаны по-китайски.
Попытки искать в советских архивах Кима, а не Цзиня, не закончились ничем и породили очередной виток слухов, в том числе «мем про Ким Арсена». Тезис этот выдвинул видный российский деятель либеральных взглядов, который, увы, ничего не понимал в корейской истории. Услышав, что в советских архивах нет ничего про Ким Ир Сена, и узнав, что для корейского уха «Ир Сен» звучит весьма странно (такая транскрипция его имени «исторически сложилась», в то время как правильнее было бы Ким Иль Сон), он сделал из этого выводы, которые идеально укладывались в его представлениях о советском режиме в сочетании с представлениями о том, что раз документов по этому поводу нет, значит, они находятся в особой папке или были уничтожены.
Весной-летом 1942 года из перешедших на советскую территорию маньчжурских партизан была сформирована 88-я отдельная стрелковая бригада, дислоцированная в поселке Вятское близ Хабаровска. Бригада имела особый статус и подчинялась непосредственно военному командованию Дальневосточного военного округа, но в войне с Японией на Дальнем Востоке участия не принимала и после победы во Второй мировой войне была расформирована.
По окончании училища Ким Ир Сен был назначен командиром одного из четырех батальонов этой бригады, состоящего в основном из партизан-корейцев, и к 1945 году дослужился до звания капитана РККА и помощника начальника политотдела дивизии по комсомолу.
Те, кто сталкивался с Кимом в этот период, отмечают его усердие и коммуникабельность. Будучи самым старшим по воинскому званию среди корейцев 88 бригады, Ким Ир Сен стал своеобразным центром, вокруг которого сгруппировались остальные офицеры-корейцы. Его неоднократно отмечали в приказах за успехи в овладении русским языком, а единственное известное нарекание было связано с жалобой одного из офицеров на то, что солдаты не выполняют его приказаний без санкции Ким Ир Сена.
Советский период в биографии Кима в КНДР освещали по-разному. Если в биографии 1970-х до 1945 года Ким пребывал в тайном лагере в районе горы Пэктусан (настолько тайном, что даже нашли его лишь пару десятилетий спустя), то в мемуарах, которые Ким писал в 90-е, он пишет о том, что посещал СССР. И даже в пхеньянском музее революции есть фото Ким Ир Сена и его жены Ким Чон Сук, которое считается свадебным. На фото — они в форме без знаков отличия, датировано фото 1 марта 1941 года, на обороте — известное стихотворение Ким Ир Сена, начинающееся фразой «Встречая весну на чужбине». На вопрос, что же это за «чужбина» — честно ответили, что это временные базы на территории СССР.
29 августа 1945 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с японскими агрессорами и проявленные при этом доблесть и мужество» 10 офицеров бригады удостоились орденов Красного Знамени, в том числе три корейца: командир 1 батальона капитан Ким Ир Сен, замполит 2 батальона капитан Ким Чхэк, замполит 3 батальона капитан Ан Гиль.
В приказе, правда, все они проходили под своими китайскими именами. Это говорит о том, что в то время сам Ким Ир Сен и советские власти воспринимали его не как руководителя корейских партизан, а как этнического корейца, сражающегося в рядах китайского антияпонского сопротивления и командующего отрядом, состоящим из представителей одной с ним национальности. В освобождении Кореи Советской армией Ким участия не принимал и оказался в стране позже.
И тут мы снова поговорим об общей обстановке, в рамках которой Ким оказался «нашим сукиным сыном». К моменту наступления холодной войны в корейском коммунистическом движении можно было выделить несколько групп. С подачи А. Ланькова их обычно выделяют четыре:
• Местных или так называемую «внутреннюю группировку», куда относят всех коммунистов, кто на момент освобождения был внутри страны — как «сидевших там изначально», так и заброшенных туда по линии Коминтерна.
• Янъаньскую группировку, которую можно условно назвать «китайской фракцией» и которая состояла из тех коммунистов, кто находился при штабе Мао Цзэдуна в Янъани — отсюда и название.
• Окружение Ким Ир Сена или так называемую «партизанскую фракцию», куда входят его старые соратники по партизанской борьбе или/и 88-й бригаде, и его родственники.
• Советских корейцев, которые, в отличие от партизан, были рождены в СССР, относились ко второму или третьему поколению «кёпхо» (зарубежных корейцев) и были направлены в страну для укрепления режима кадрами.
Однако эта классификация представляется несколько неточной. Во-первых, она отражает исходный расклад по состоянию на 1945 год, в то время как впоследствии состав группировок менялся, и многие активно переходили из одной клики в другую. Во-вторых, названия типа «местная» или «советская» были такими же условными, как «восточники», «северяне» или «молодые» времен династии Ли. Не следует думать, что, к примеру, «местная» фракция была более националистической, чем остальные. Идеологические разногласия, как и в корейской традиции, во многом использовались как формальный повод для политической борьбы.
А если судить по формальным признакам, то многих представителей одной фракции следует относить к другой. Типичный пример — Пак Хон Ён, который считается руководителем Местной фракции и в теории мог стать вождем вместо Кима. В 1921 году Пак вступил в Иркутскую фракцию коммунистической партии, находясь в СССР. В следующем году Пак вернулся в Корею, где был арестован и заключен в пхеньянскую тюрьму. Освободившись в 1924 году, он поступил на работу в издательство «Тонъа ильбо», но вскоре был уволен за руководство забастовкой солидарности, после чего перешел в издательство «Чосон ильбо», но и оттуда его уволили под давлением генерал-губернатора. В 1925-1926 годах во время массовых арестов членов компартии он был схвачен, но освобожден после того, как имитировал сумасшествие.
В 1928 году Пак эмигрировал в СССР и в отличие от Ким Ир Сена, который находился на Дальнем Востоке, учился в Москве, где получил гораздо более полное гуманитарное и прикладное образование, писал статьи в газеты, принял определённое участие во фракционных схватках в корейской секции Коминтерна и имел достаточное количество влиятельных друзей, которые оказывали ему поддержку и впоследствии. Такими были, например, российский дипломат и разведчик Куликов и его жена Ф. И. Шабшина, ставшая позднее видным специалистом по истории Кореи.
В феврале 1929 года Пак вступил в ВКП(б), а в конце 1930 года стал членом тройки по корейским вопросам при Коминтерне. В январе 1932 года был командирован в Шанхай для подготовительной работы по воссозданию компартии, где в июле 1933 года был арестован и сидел в тюрьме до 1939-го, а после освобождения занял пост руководителя гипотетической (существовавшей только по его заявлениям) Сеульской коммунистической группы (по сути, компартии). Так что, если подходить к отнесению людей к той или иной фракции с точки зрения их политической ориентации, Пак выглядит скорее «просоветским элементом».
У нас традиционно считается, что Ким Ир Сена выбрали как самого просоветского, и есть даже легенда, как лично Сталин отметил его имя цветным карандашом; среди них были забракованный Сталиным сразу Чо Ман Сик и Пак Хон Ён, который не понравился Иосифу Виссарионовичу как бывший представитель Коминтерна. Ким Ир Сен был будто бы выбран из-за его молодости и наличия у него воинского звания капитана Красной Армии.
Но это не совсем так. Если читать выписки из личных дел корейских руководителей, составленных главой администрации Северной Кореи Николаем Лебедевым, может сложиться впечатление, что фракцией, более твердо ориентирующейся на СССР, считали группировку Пак Хон Ёна. Так, Лебедев отмечает, что Пак «теоретически подготовлен хорошо, один из наиболее подготовленных марксистов в Корее, по повышению личных знаний в области марксистско-ленинской теории работает систематически», что он «твердо ориентируется на СССР» и «пользуется большим личным авторитетом среди широких народных масс и руководителей левых и даже центристских партий». При этом в тексте опущено, что в течение длительного времени Пак работал журналистом в буржуазных газетах.
Куда интереснее характеристика, которую в конце 1948 года Лебедев дал Ким Ир Сену. Там указано, что Ким «скромен и трудолюбив», умеет приближать к себе людей, но «самолюбив и самоуверен», а также «теоретически подготовлен, но над собой по повышению марксистско-ленинского уровня работает не систематически».
Отношение Ким Ир Сена к Советскому Союзу тоже описано довольно занятно. «Ким Ир Сен предан коммунистическому движению — является горячим сторонником приобщения Кореи к советской науке, культуре и искусству. Хорошо знает, что без политической и экономической помощи Советского Союза корейский народ не сможет создать единого независимого демократического государства, поэтому Трудовую партию, руководящий состав органов народной власти и корейский народ ориентирует на тесную дружбу с Советским государством и сам ориентируется на СССР». По сути, Лебедев подчеркивает своего рода вынужденную позицию Кима по отношению к Советскому Союзу: раз без его помощи мы не можем создать свое государство, мы вынуждены демонстрировать свою лояльность по отношению к нему.
Как уже отмечал автор в предыдущем тексте, многих корейских коммунистов, особенно таких, как Ким, проще считать ультралевыми националистами. Еще одна важная особенность этой группы — мечты о подлинной независимости. Многие корейские политики говорили о светлом будущем страны, но всегда это предполагало сюзерена, на которого надо было ориентироваться. Собственно, в одной из статей мы упоминали Общество Независимости и то, как вместо одних ворот, символизировавших ориентацию на большого брата, оно просто построило другие. Ким же как человек, которого дважды чуть не репрессировали что в Китае, что в СССР, хотел видеть Корею по-настоящему независимой страной.
Так как Ким Ир Сен имел самый высокий ранг среди офицеров-корейцев, он, естественно, был назначен помощником коменданта Пхеньяна и планировался на должность министра обороны в правительстве Чо Ман Сика — протестанта и умеренно левого националиста. По сведениям А. Н. Ланькова, тогда у Кима не было особенно сильного желания заниматься политикой: «Я хочу полк, потом — дивизию, а это-то зачем? Ничего я не понимаю и заниматься этим не хочу». Оттого к нему был приставлен «политтехнолог» (точнее, офицер спецпропаганды) Григорий Меклер, который приложил достаточно много усилий, чтобы воспитать Ким Ир Сена как публичного политика.
14 октября 1945 года Ким Ир Сена представили народу на массовом митинге в Пхеньяне как «того самого легендарного партизанского полководца», хотя он вовсе не был единственным выступавшим. С этим событием связаны два интересных момента. Во-первых, на пиджаке Ким Ир Сена был советский орден, который потом, после оформления культа личности, стали ретушировать: если на ранних фотографиях Кима на митинге орден виден, на фото в поздних северокорейских изданиях — его нет.
Во-вторых, первое представление публике великого партизана вызвало, как говорят, некоторое удивление со стороны тех, кто не ожидал, что герой так молод. Ожидали, что полководец — человек более преклонных лет. Кроме того, так как речь Ким Ир Сена была написана советскими офицерами и переведена на корейский, перевод был недостаточно качественным и звучал коряво, что породило определенный ропот на самом митинге и новый виток слухов о том, что Ким Ир Сен «ненастоящий».
4 января 1946 года после заседания Народного Комитета, нацеленного на принятие решений Московского совещания от 31 декабря 1945 года (по их условиям, совместной комиссии США, Великобритании и СССР поручалось взять «опеку» над Кореей и ее народом), нежелающий повиноваться Москве умеренно левый Чо Ман Сик ушел в отставку. На следующий день его посадили под домашний арест — и хотя дата его смерти точно не известна, с наибольшей вероятностью он был расстрелян в тюрьме перед тем, как во время Корейской войны северокорейские войска оставили Пхеньян.
Административную работу переложили на плечи Кима, но важнее иное. Однозначный протеже Москвы в любой стране соцлагеря в первую очередь продвигался по партийной линии, а здесь с Ким Ир Сеном было сложнее. 13 октября 1945 года советские власти разрешили создание «антияпонских демократических партий». В тот же день из разрозненных групп коммунистов на территории Севера было создано Северокорейское Оргбюро компартии Кореи (из названия видно его подчиненное положение по отношению к центру в Сеуле, которым командовал Пак Хон Ён).
Председателем Оргбюро был избран Ким Ён Бом , который был направлен в Корею Коминтерном еще в 1930-е годы, а секретарем по оргвопросам — советский кореец Хо Гай. 18 декабря 1945 года после смерти Ким Ён Бома во главе этой структуры становится Ким Ир Сен, но руководящими органами все равно считались южные под руководством Пак Хон Ёна и его Сеульской коммунистической группы.
Однако «китайская фракция» во главе с Ким Ду Боном в компартию не вошла, и 16 февраля 1946 года сформировала Новую Народную партию. 29 июля две партии объединяют, и новая партия называется Трудовой партией Кореи (ТПК). Выбор названия был связан с тем, что в условиях, когда любая организация, открыто называвшая себя коммунистической, могла быть немедленно уничтожена, слово «Трудовая» в названии партии позволяло левым силам на Юге продолжить свою деятельность.
Тем не менее, ТПК формально считалась организацией, действующей и на Севере, и на Юге, а из-за резкого противодействия китайской фракции председателем Трудовой партии Северной Кореи становится не Ким Ир Сен, а их лидер Ким Ду Бон. Южное крыло оставалось под Пак Хон Ёном даже когда 11 октября 1946 года он перебрался на Север. И только 30 июня 1949 года после образования КНДР и репрессий против коммунистов на юге руководителем единой партии стал Ким Ир Сен.
Антикоммунистические историки, в том числе Со Дэ Сок, полагают, что Ким смог добиться власти только как «прикормленный лидер» ввиду отсутствия в Корее «своего Иосипа Броз Тито», а его путь наверх связан исключительно с его природным интриганством и поддержкой Советов, благодаря которой он уничтожил более достойных соперников. Как деятель коммунистического движения, Ким Ир Сен имел значительно меньшие заслуги по сравнению с другими «старыми коммунистами» вроде Пак Хон Ёна, который до своего ухода на Север формально возглавлял коммунистов и Севера, и Юга. Как партизанский командир он не был фигурой номер один в партизанском движении, особенно если считать «китайскую фракцию», у многих членов которой был опыт командования крупными военными соединениями.
Зато Ким был единственным активным и живым партизанским командиром. Те, кто помимо него вел вооруженную борьбу против японцев, были или уже мертвы, или стары, или отошли от дел, или, как мы говорили выше, сами поддержали его кандидатуру. Те же, кто был жив, будь то националисты или коммунисты, не вели вооруженную антияпонскую борьбу. Они были представителями либеральной интеллигенции, не имеющей поддержки широких масс. Их заслуги состояли в индивидуальной доблести или организации пассивного сопротивления.
Кроме того, к моменту освобождения страны у Москвы были резонные основания относиться с определенным предубеждением к той прослойке «старых коммунистов», которые были известны не столько реальными заслугами на ниве антияпонской деятельности, сколько внутрипартийными интригами. Москва реально могла предполагать, что после освобождения страны эти фракции могут начать борьбу за власть и сводить старые счеты, против чего необходимо принимать определенные меры.
Наконец войдя в Корею, Советский Союз не имел определенных планов по обязательному построению там режима советского образца. Согласно принятым постулатам, подтвержденным архивными документами, корейские события воспринимались не как социалистическая, а как народно-демократическая революция: на основе единого фронта устанавливается народно-демократическая власть и проводится определенный набор демократических реформ (серия которых прибавила Ким Ир Сену легитимности и укрепила его популярность), и лишь затем осуществляется переход к социализму.
Форсированное создание коммунистического режима произошло только после провала «плана опеки» и на фоне начинающейся холодной войны. В таком контексте, несмотря на годы, проведенные в СССР, Ким Ир Сен гораздо больше похож на «корейского Тито», чем на «правителя из багажного вагона», тем более что ранние американские разведотчеты сравнивали Ким Ир Сена именно с Тито, а не с прямыми просоветскими лидерами, изначально вскормленными внутри СССР.
На этом фоне автор выдвигает предположение, что возвышение Кима было связано не столько с его лояльностью СССР, сколько с необходимостью выдвинуть на пост руководителя страны некую компромиссную фигуру с тем, чтобы избежать всплеска фракционности.
Вплоть до начала 50-х Ким отнюдь не был самодержавным лидером и был вынужден учитывать мнение более старших и влиятельных фигур. И Сталин в 1930 году, и Ким Ир Сен в 1945-м были лишь «первыми среди равных», они действовали в окружении куда более авторитетных политических деятелей и были вынуждены постоянно учитывать наличие оппозиции как внутри, так и за пределами партии.
Последнее достаточно важно для понимания того, когда именно сложилась абсолютная власть Ким Ир Сена как того руководителя страны, которым он запомнился по 1970-м — 1990-м годам. Вплоть до окончания Корейской войны в 1953 году и особенно — перед ее началом в 1950 году — Ким Ир Сен был вынужден считаться с мнением других фракций и руководителей. Только в 1956-57 годах Ким начинает свой путь к единоличной власти, ликвидировав своих противников — но как это происходило, вы прочитаете уже в следующем тексте.