На досрочных президентских выборах в Казахстане ожидаемо одержал победу исполняющий обязанности главы республики Касым-Жомарт Токаев. Его считают продолжателем курса первого президента Нурсултана Назарбаева, но у политики нового лидера явно будут свои особенности. В частности, Токаев долго работал во внешнеполитическом ведомстве — и в СССР, и в независимом Казахстане. Много лет он провел в Китае. Смена президента Казахстана, вероятно, даст новый импульс отношениям с этой страной, чего очень ждет Пекин — у него свои интересы в центральноазиатской республике. Но не всем это по душе. В масштабах китайской экспансии разбиралась «Лента.ру».
Разворот на восток
В феврале 2016 года дочь первого президента Казахстана Нурсултана Назарбаева Дарига, тогда занимавшая пост заместителя премьер-министра республики, заявила на заседании расширенной коллегии Министерства образования и науки, что именно Китай — судьба республики, а ее гражданам надо учить новый иностранный язык. Крупные казахстанские компании тогда уже отправляли сотрудников на курсы китайского и предлагали хорошие бонусы за свободное владение языком.
Однако с точки зрения большинства жителей страны все выглядело не так мило. В том же 2016 году правительство внесло существенные изменения в земельный кодекс страны: 1,7 миллиона гектаров сельскохозяйственных угодий решили продать через аукционы. При этом иностранцы могли арендовать земли на срок до 25 лет.
К этому времени у жителей Казахстана уже было некоторое предубеждение против китайцев — КНР в чудовищных объемах поглощает воду из Черного Иртыша и Или, что привело к обмелению некоторых рек в Казахстане. На Иртыше даже построили водохранилище, которое фактически контролирует и урезает использование Казахстаном собственного же водного ресурса.
Поэтому после сообщений об аукционах в стране начались протесты. Люди высказывали беспокойство в связи с экспансией китайских фермеров и засилья китайских денег в добывающей промышленности страны. Автозаки протестующие встречали китайским приветствием «nihao».
Митинги Назарбаев разогнал. И дело тут вовсе не в нежелании уступать оппозиции. Просто местной экономике будет крайне сложно, если вообще возможно функционировать без сотрудничества с Китаем.
Сильное плечо
Казахская экономика ресурсозависима и ориентирована на экспорт. По оценкам британского исследователя Симоны Боненбергер-Рич, около трети ВВП страны составляют нефтяные доходы. Более того, доходы, прямо и косвенно связанные с добычей полезных ископаемых, наполняют государственный бюджет почти на две трети. Экспорт Казахстана преимущественно сырьевой. Почти 70 процентов сырьевого сектора составляют нефть и газ.
Такая структура порождает зависимость от импорта промышленных товаров, от одежды до станков, а также от внешнего финансирования. Республика вынуждена привлекать средства из других стран, так как доходная часть бюджета напрямую зависит от цен на нефть. Рухнут они — и государство не сможет исполнять свои социальные обязательства. А ведь приверженность им была декларирована первым президентом и остается гарантией стабильности и гражданского мира в стране.
Боненбергер-Рич отмечает, что стабильность политической системы Казахстана сильно завязана на объем выручки от продажи природных ресурсов, и спокойное существование элит невозможно лишь за счет перераспределения нефтяных доходов. Эти доходы оказывают влияние на политику не только в качестве основной доходной части бюджета. Внутри элиты они распределяются преимущественно непублично. Подобный характер взаимодействия накладывается и на отношения с кредиторами — инвестиции в республику привлекают тоже «за закрытыми дверями».
Для понимания китайского интереса к Казахстану стоит взглянуть и на геоэкономические условия, в которых находится республика. Казахстан — это своеобразный мостик для торговли между КНР и странами Европы, и транзитный потенциал является, с точки зрения Пекина, главным преимуществом экономики среднеазиатской республики. Однако для того, чтобы реализовать его в полной мере, КНР необходимы инвестиции в модернизацию транспортной инфраструктуры Казахстана, что вполне укладывается в китайскую концепцию Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП).
Присутствие КНР в нефтегазовой отрасли Казахстана постоянно растет, китайцы не только активно инвестируют в инфраструктурные проекты, но и вкладываются в приобретение небольших компаний. К примеру, в 2009 году было завершено строительство газопровода и нефтепровода до Алашанькоу на сумму более девяти миллиардов долларов. Постепенно под контролем китайских инвесторов оказалась вся добыча нефти в Актюбинской области Казахстана.
Еще один крупный китайский проект в Казахстане — компания «Казахмыс», которая является практически монополистом добычи меди, золота, цинка, никеля, хрома и алюминия в стране. Более половины ее совета директоров составляют подданные Соединенного Королевства, а живет она исключительно за счет кредитов Пекина. Когда в 2015 году компания захотела разрабатывать Актогайское месторождение, Банк развития Китая выделил ей полтора миллиарда долларов под льготные проценты. За это «Казахмыс» поставляет в КНР медь по ценам ниже рыночных. В целом более 80 процентов продукции «Казахмыса» экспортируется именно в Китай.
Бесплатный сыр
Правительство Казахстана уже несколько лет отдает приоритет китайским банкирам и фондам. До 2022 года в экономику среднеазиатской республики должно поступить около 48 миллиардов долларов. Сотрудничество выгодно не столько объемами, сколько лояльными условиями, поскольку китайские инвестиции не несут в себе никакой политической нагрузки. Для того чтобы их получить, не обязательно соответствовать демократическим стандартам, поддерживать определенный уровень прав человека или свободы слова, что важно для американских и европейских банков и фондов. Например, Белоруссия, пытаясь привлечь средства из ЕС, сталкивается с требованиями комплексных реформ.
В то же время китайцы не против вкладывать деньги в обход стандартных процедур, а решение вопросов на личном уровне глав стран, компаний и ведомств близко стилю управления казахстанских чиновников. Кроме того, в инфраструктурные проекты готов вкладываться только Пекин, между тем они нужны и самим казахам, полностью зависимым от экспорта углеводородов.
Деньги из Поднебесной позволяют стабилизировать не только финансовую, но и политическую систему Казахстана. Кредиты позволяют оперативно закрывать дыры в социальной сфере, поддерживать на плаву банковский сектор. Впервые правительство республики поступило так во время финансового кризиса 2009 года. Наконец, китайские кредиты довольно дешевы и выдаются на приличный срок — до 20 лет.
Но у этой эпохи финансового благоденствия есть и оборотная сторона — риск того, что власти Казахстана уже не смогут обходиться без внешних заимствований. Легкость, с которой китайские деньги позволили решать бюджетные вопросы, привела к определенной зависимости от них. За десять лет внешний долг правительства вырос в десять раз. А так как кредиты предоставляет только Поднебесная, республика будет становиться все более зависимой от воли китайских кредиторов.
Но бесплатный сыр бывает только в мышеловке — за дешевые кредиты приходится платить экономической лояльностью. Обычно это подразумевает право исключительной покупки доли в добывающих компаниях для Китая или эксклюзивные поставки товара, который эти компании производят, как в случае с «Казахмысом».
Вопросы безопасности
Еще один китайский интерес, касающийся всей Средней Азии, — это обеспечение безопасности. Бывшие советские республики граничат с неспокойным Синцзян-Уйгурским автономным районом (СУАР), где проживают тюрки-уйгуры. В Синцзяне развит сепаратизм и религиозный экстремизм, который Пекин пытается подавить с помощью насильственной китаизации. Уйгурские экстремисты уже давно наладили связи с запрещенными в России экстремистскими организациями, такими как «Исламское движение Узбекистана», и с таджикскими группировками схожего толка.
И здесь у Китая с Казахстаном схожие интересы. Пекину необходимо интегрировать СУАР, в том числе за счет снижения религиозно-экстремистского накала во всем регионе. Для этого ему необходим стабильный и светский Казахстан. Это не только позволит избежать дополнительного напряжения в регионе и предотвратить появление баз исламистов в среднеазиатских республиках, но и поспособствует стабильности Экономического пояса Шелкового пути.
Казахстан активно идет навстречу в этом вопросе, способствуя депортации уйгурских активистов. При этом, как отмечает Боненбергер-Рич, эти действия вызваны не давлением со стороны КНР, а ожиданием дальнейших финансовых вложений.
Для Китая важна не только политическая, но и экономическая безопасность. Одной из основных задач Пекина сейчас является превращение СУАР в логистический и экономический узел всей Средней Азии. Поэтому участие китайского бизнеса в экономике Казахстана будет расти, что обеспечит как дальнейший транзит китайских товаров, так и бесперебойные поставки углеводородов непосредственно в автономный округ.
Внешнеполитическая стратегия в этом направлении предполагает экономическую интеграцию КНР и стран, лежащих на пути китайских товаров в Европу. Именно для этого КНР инвестирует в инфраструктуру Казахстана, разработку нефтегазовых месторождений и увеличение пропускной способности магистральных нефтепроводов республики.
Китайская экспансия в Казахстане пока не пересекается с интересами России. Обе региональные державы желают видеть соседнюю республику стабильной, да и играют они на разных полях: Москва сотрудничает с Казахстаном в сфере обеспечения безопасности и выработки общих политических курсов, Пекин сосредоточен на финансах и инвестициях.
Не исключено, что при Токаеве, имеющем связи в китайских элитах, сотрудничество двух стран продолжит развиваться и расширяться в том же направлении. Однако вечно эта идиллия длиться не может, учитывая степень зависимости Казахстана от денег Пекина. В итоге среднеазиатская республика окажется на распутье: ей придется либо смириться с ролью «догоняющего» и следовать в политическом кильватере КНР, либо отказаться от таких доступных китайских денег, перейдя к модернизации экономики своими силами. Последний вариант выглядит заманчиво, но имеет свои риски — например, неминуемое падение уровня жизни. Для нынешней политической системы страны оба варианта могут оказаться фатальными. Они приведут к ее крушению или потребуют масштабных реформ, что в любом случае станет концом назарбаевской стабильности.