Сейчас Ямало-Ненецкий автономный округ — один из ключевых российских регионов для добычи нефти и газа, но всего несколько десятилетий назад это был дикий край. «Лента.ру» поговорила с Ниной Николаевной Шкитиной, которая много лет проработала среди ненцев в те времена, когда Ямал только начинали осваивать.
Шкитина: Моя трудовая биография длилась 53 года — из них больше 40 лет я прожила на Ямале. Большую часть — в Ямальском районе, самом северном в нашей стране. Сейчас я председатель Красноселькупского землячества и почетный гражданин Красноселькупского района.
«Лента.ру»: Каково было жить так далеко на Севере? Как вы там оказались?
Я приехала туда после окончания Свердловского юридического института, меня направили на должность народного судьи Ямальского района. Это был 1969 год. Мы приехали из совсем иного климата, из города Целинограда (позднее его переименовали в Акмолу, Астану, а с 2019 года он называется Нур-Султан — прим. «Ленты.ру»). Все остальное тоже отличалось: люди — здесь жили в основном молодежь и коренное население — очень своеобразные отношения между ними.
Нина Шкитина
Командировки туда — не просто дальние. Сам по себе Ямал — территория великая. Единственный транспорт — попутные грузовые самолеты до центра Ямальского района, села Яр-Сале. Они возили мясо, рыбу... а заодно и нас с прокурором и адвокатом — в те поселки, где рассматривалось уголовное или гражданское дело. Мы очень много видели Ямал с высоты, через иллюминатор. Но иногда приходилось пересаживаться и на нарты — ненцы ездят на них и зимой, и летом, по мху. Это было интересно, но всегда нужно было сохранять бдительность, когда едешь на нартах по непроторенной дороге.
Олени могут испугаться и резко свернуть, а у ненцев (а возницами всегда были именно они) такой обычай — они никогда не поворачивают голову. У нас так чуть не погибла одна женщина, следователь прокуратуры: свалилась с нарт на кочке, а сидевший впереди ненец не обернулся и проехал до самого поселка. Она осталась в снегах, ее занесло. В итоге нашли, но она потеряла много здоровья от этого. Так что надо не зевать, когда ездишь на нартах.
Это сегодня самолеты летают в каждый маленький и большой поселок. А тогда всего этого не было. У нас был один самолет: «Мыс Каменный — Яр-Сале», на нем и летали, а в маленькие села добирались на санях — на оленях или на лошадях. Это, конечно, интересно и романтично, особенно в молодости. Но романтика теряется, когда кто-то близкий попадает в беду.
Мы прожили там счастливую жизнь. Муж был главным экономистом в совхозе, а я — судьей. Приехали с дочкой, там родился наш сын. Что важно было понимать для работы с местным ненецким населением: с ними нужно разговаривать только по-простецки. Они ко всем обращались на ты и могли явиться к тебе в гости в любое время дня и ночи.
Они жили тогда по своим законам?
Да. Сейчас все изменилось. Цивилизация: телевизоры и так далее. А в то время даже приемники не у всех были. Но жили мы все дружно, знали друг друга хорошо. Меня называли только по фамилии, «Скитина».
Как судью ненцы меня признавали — для них это важная, громкая должность. Для них я была главнее, чем секретарь райкома партии. Мы приезжали в поселки и проводили публичные слушания по делам, встречались с людьми, получали отчеты от местной милиции. Мы были подкованы в вопросах права, но соблюдали местные традиции: уважали запретные леса, священные источники. Власть всячески поддерживала их собственную культуру и быт.
Поэтому я не хотела уходить с должности, становиться секретарем по идеологии, потому что я знала, как население относится к власти. Сельскую власть они признавали, а то, что выше — не очень-то чтили, считали меня главной в районе. Я не хотела терять сложившиеся за это время связи.
Погонщик Воркутинского совхоза выезжает на оленьей упряжке, 1966 год
Фото: Г. Мазур / Фотохроника ТАСС
Я побывала почти во всех стойбищах ненцев до самого Карского моря. У меня до сих пор хорошие, теплые отношения со многими из них. Мы уже старые — мне за 80 лет, и им уже близко к этому возрасту. Когда им нужно лечь в больницу, на операцию или что-то вроде этого, они все едут ко мне. Я их с радостью принимаю, решаю их вопросы. Для старых ненцев до сих пор остается в новинку светская жизнь.
Тогда там мало было приезжих из других регионов?
В то время — да. В селе Мыс Каменный жили геологи, открывали месторождения нефти и газа. А остальное было — оленеводство, пушной промысел, звероводство.
Коренные народы не терпели, когда посягали на их верования. Мы, кто приехал раньше, уважали обычаи местных. Совсем другое началось, когда явились добытчики. Они бывали там порой ненадолго, некоторые из них только освободились из колоний, приехали с тяжелым прошлым — этакие залетные птицы. Они в основном и нарушали разные неписаные законы. Часто виной конфликтов была водка. Со всем этим мы и боролись.
Между представителями коренного населения действительно серьезных конфликтов толком и не было — так, мелкое воровство, драки, иногда изнасилования. Преступников отправляли в город Лабытнанги в старые тюрьмы, еще дореволюционные.
Как вы жили, когда приехали в эти места? Это были какие-то специально построенные поселения?
Нет, в специальных поселениях жили только геологи. Мы жили в обычном крестьянском доме, в избе. Я топила печку.
Уже потом предоставили частично отапливаемое помещение. Без водопровода. Но тепло — это на Севере самое главное. А воду возили на лошадях в металлической бочке. Тяготы быта нас не смущали.
Вы часто бывали в центральной России?
Нет, почти не выезжала. Редко — в Салехард, на мероприятия. Очень редко бывала в Тюмени.
Как вы себе объясняли, зачем вам жить так далеко на Севере?
Ну, во-первых, это романтика — в молодости казалось, что это очень увлекательно. Ну и, не скрою, финансовый вопрос тоже. Районный коэффициент у Ямала был 1,5 — то есть это 50 процентов надбавки. При этом никаких соблазнов тратить деньги в деревне нет, мы экономили. Ловили рыбу — лодку брали у кого-нибудь — и заготавливали на всю зиму. Ну и покупали у местных оленину — мясо всегда было, даже когда в остальной России его не хватало.
Природа Полярного Урала, Ямало-Ненецкий автономный округ
Фото: Мария Плотникова / РИА Новости
Как вообще себе представляли ненцы устройство государства, в котором они живут?
Для них председатель сельсовета был пределом власти. Не слишком понимали остальное — были только недовольны изменениями, которые принесли добытчики. Например, до их прихода было как: ненцы кочуют в течение года, отправляются на лето к Карскому морю — путь в тысячи километров, а все свои вещи оставляют просто по дороге. Складывали свои зимние чумы, какие-то еще пожитки на стойбищах в нартах. И никто никогда в этом не копался, ничего не забирал, мы со всем считались.
Когда освоение началось, приехали эти люди с самым разным прошлым — и многим из них было любопытно, что там в этих нартах. Разворачивали, разбрасывали, а то и забирали себе. А найти негодяев было непросто — вокруг тундра на сотни километров.
И хотя ненцы прожили всю жизнь с русскими, они до этого такого не видели — и были возмущены, это порождало определенную ненависть с их стороны.
А что за русские там жили?
Многие родились там. Их родители были ссыльными — и в 30-е годы, и раньше. Там был такой Новый порт — почти все местное население было ссыльным. Моего дядю тоже высылали в Салехард во время коллективизации — но потом реабилитировали, и он уехал.
Это были и русские, и украинцы, и немцы. Они прожили среди коренного населения всю жизнь и их обычаи уважали. Делились с ними всем во время войны, хранили хорошие, добрые отношения.
Так что же, вы десятилетиями жили на Ямале?
Это были постоянные переезды — мой муж был видным экономистом, и власть постоянно направляла его на разные должности. Мы долго жили в Красноселькупском районе, где он был директором совхоза.
Буквально несколько дней тому назад я была в поселке, куда меня отправили председателем сельсовета. Встречали целым праздником — даже церковную службу устроили. Все были рады видеть.
Когда нас туда направили — это были тяжелые времена, все было по талонам. Вы про такое знаете только понаслышке — и хорошо, что так. Давали полкило мяса в месяц, булку хлеба. При этом поселок-то был хороший — в хорошем месте, ближе к Красноярскому краю, к Туруханску. В том же поселке размещалась мангазейская экспедиция — археологи и геофизики.
Я начала решать проблемы с продуктами. В первые же два дня я составила продовольственную программу. Жители жаловались, что картошку в поселок привозят совсем мороженой. Я сразу же решила, что картошку мы завозить больше не будем, — потому что земля прекрасная, а все улицы при этом превращены в дороги. Так что мы оставили 12 метров, как требовалось по генплану, а все остальное — под плуг.
Люди были не слишком довольны, зато руководители все правильно поняли. Один из них взял ночью мужиков, разгородили дороги, распахали все улицы. Засеяли картошкой, овощами. Потом мы обязали каждый двор купить двоих поросят, чтобы все сами себя обеспечивали. Непопулярная мера вышла. Но свиньи же быстро размножаются — и в итоге через год у нас некуда было мясо девать, а много где в стране жили по талонам. Мы к тому же договорились с авиаторами из Мыса Каменного — и отгружали им по две тонны мяса за раз. Так что, считаю, всего можно добиться — даже в сельской местности. Просто работать нужно с людьми и головой побольше думать.