Хлеб всему голова Художница придумала свой язык, надела на лицо буханку и прославилась на весь мир

В Москву приезжают Анна Хомлер и Руперт Клерво — американская перформансистка, когда-то придумавшая свой собственный язык и, в дополнение к ней, иную личность, и британский поэт и музыкант, сочиняющий пронзительные стихотворения, а затем накладывает их на неописуемую жанровыми тэгами музыку. Корреспондент «Ленты.ру» Олег Соболев разобрался, в чем суть творчества Хомлер и Клерво, и почему их совместное выступление стоит внимания.

«У меня было всепоглощающее желание носить хлеб», — так в интервью изданию FACT описала генезис своего самого известного творения Анна Хомлер, перформансистка и певица из Лос-Анджелеса. Творение называлось соответствующе желанию: Breadwoman, то есть «Хлебная женщина». Хомлер действительно носила хлеб: ее лицо было скрыто большой буханкой, тело же покрывало шерстяное платье, голову — плотная хлопковая накидка. Ее внешний вид создавал ощущение, что там, за одеждой, — плоть не человеческая, а мучная. На создание «Хлебной женщины» Хомлер вдохновил вид неизвестной лос-анджелесской бездомной, которая с головы до пят была укутана лоскутами и покрывалами. Но, созревший в своем образе на улицах американского мегаполиса, этот персонаж вовсе не обращался к настоящему. Хлебная женщина вызывала собой прошлое — прошлое далекое, мистическое и, может быть, никогда не существовавшее.

Анна Хомлер.

Фото: annahomler.com

Хотя Хомлер в роли Хлебной женщины в 1980-х поучаствовала в огромном количестве перформансов, известность ее персонажу принесла вовсе не акционистская или сценическая деятельность, а музыкальная. Объединившись с композитором Стивом Мошье, она в 1985 году записала и выпустила кассету так называемых «хлебных песен» — повторяющихся напевов на неизвестном, неопознанном языке, в котором слова будто разделили на отдельные фонемы, каждая из которых служит отзвуком предыдущей. Эти песни Мошье наложил на музыку, состоящую из резких, словно сшитых друг с другом, ритмов драм-машины и то ли угрожающих, то ли задумчивых синтезаторных звуков. Кассета — так и озаглавленная Breadwoman — вскоре после своего выхода будто пропала, сгинула в неизвестность, исчезла. Музыка Хлебной женщины была толком ни для кого не доступна, пока в 2016-м нью-йоркский лейбл RVNG Intl. не переиздал ее на пластинке, дав релизу название Breadwoman & Other Tales и добавив полчаса дополнительного материала, записанных Мошье и Хомлер уже позже, в конце восьмидесятых и начале девяностых.

Первая ассоциация, приходящая на ум при прослушивании Breadwoman & Other Tales — это многочисленные записи этнической музыки, сделанные в прошлом веке музыковедами, этнологами и антропологами в полевых условиях в регионах, которые в англоязычных текстах теперь принято называть global south, то есть глобальный юг — всего, что раньше обозначали неоколониальным термином «третий мир». Одним из примеров подобной продукции могут являться пластинки, выпущенные французским лейблом Ocora, другим — записи Алана Ломакса, сделанные им по всему свету: от Багамских островов до далеких областей бывшего СССР. Пение Хомлер — как будто вариация на многочисленные вокальные традиции, произрастающие из коллективного прошлого колонизированных континентов. Она и правда вдохновлялась именно этой музыкой: в переписке с «Лентой.ру» Хомлер говорит о «бурундийской племенной музыке и традиционных песнях китайской провинции Фуцзянь» как о двух главных источниках стиля пения, которым она наделила свою Хлебную женщину. Такой интерес к далекой от западного мира музыке отчасти объясняется образованием самой артистки: начинала она именно как антрополог, отучившись в Беркли.

Другое ее образование — лингвистическое, и язык Хлебной женщины кажется результатом именно этого академического бэкграунда: хотя звуки, из которых Хомлер составляет речь своего персонажа, кажутся бессмысленными, легко услышать, что вместе они образовывают неделимую фонетическую реальность. Этот язык звучит как язык полноценный, тщательно продуманный и придуманный с искренней фантазией и пониманием того, как вообще устроена человеческая речь, — и поэтому невероятно, что он пришел к Хомлер совершенно спонтанно. «Язык явился ко мне однажды во время поездки по городу Топанга в Калифорнии, — рассказывает артистка. — Я просто ехала в своей машине и поняла, что могу на нем говорить. У меня были какие-то кассеты в бардачке, и я поверх них тут же начала писать свои песни. До этого я использовала только английский, но теперь у меня был свой собственный язык».

Генезис языка и манеры пения Хлебной женщины понятен — но что же насчет ее образа? Почему хлеб? Неужели все ограничивается только пресловутым желанием его носить? Нет — и для того, чтобы понять, зачем именно Хомлер превратила свое лицо в буханку с вырезом вокруг рта, нужно снова обратиться к ее собственному образованию. Во время изучения антропологии певица столкнулась и пристально изучила «алчеринга» — концепцию времени сновидений, распространенную среди австралийских аборигенных племен, разговаривающих на языках диалектного континуума аранта. Время сновидений у австралийских аборигенов — это время, предшествующее истинному, историческому, исчисляемому времени, в котором творилась земля вокруг как она есть. Именно на него намекала Хомлер, когда сопроводила первую кассету Breadwoman текстом, заканчивающимся следующими словами: «Она слушает/ Она, старая/ Первая и последняя из древнейшей расы/ Почти все о ней позабыли/ Она спит глубоко в нашей общей земле/ И говорит на родном языке/ Исполняя песни начала/ Песни насыщения». Хлеб же возник в контексте времени сновидения как символ всеобщности: «Хлеб универсален и прост, — говорит Хомлер. — Хлеб часто выглядит как выглядит лицо, а его текстура внешне похожа на текстуру человеческой кожи. И наоборот: человеческая кожа часто внешне походит на хлеб».

Хомлер продолжила певческую карьеру и после того, как в начале 90-х прекратила сотрудничество с Мошье: в ее резюме еще около десятка альбомов, сделанных с другими музыкантами. И почти на всех из них, впрочем, она продолжала исследовать язык Хлебной женщины, пусть и не привлекая к этому самого персонажа. Иногда этот язык попадал в неожиданные рамки: так на альбоме Piewacket! 2005 года, записанном вместе с композиторкой Стефани Пейн, голос Хлебной женщины живет внутри вещей, напоминающих чуть ли не о классическом французском шансоне, причем в самой его первобытной и кабацкой форме — с аккордеоном, сентиментальными аранжировками и прочими характерными средствами выражения. Альбом же Хомлер этого года, Deliqium In C, собран из музыки разных лет, а самая важная его композиция — заглавная и закрывающая альбом — была записана с Мошье в 1991 году. На нем Хомлер, как и на финальных треках Breadwoman & Other Tales, отказывается от своего фирменного языка Хлебной женщины, и переходит на стоны, крики и скрипы, немного напоминающие о голосе боливийской певицы Лузмиллы Карпио из народа кечуа, которая могла брать настолько высокие ноты, что имитировала тем самым пение горных птиц. «Deliqium In C — это произведение, которое происходит из моей давней инсталляции на тему отчуждения и разрушения языка как такового, — сообщает Хомлер. — Эта музыка звучала перед тем, как я выезжала на сцену на своем «Ките», «Кадиллаке» 1961 года, оснащенном плавниками».

В Москву же Хомлер везет совершенно новое произведение под названием Voe — «ручей». «Это медитация на тему бессмертия записанной музыки и зафиксированного на пленку голоса, — объясняет она. — Пьеса посвящена всем тем ушедшим, кто вдохновлял меня и продолжает делать это до сих пор». Ассистировать Хомлер в исполнении Voe будет Руперт Клерво — британский поэт и музыкант, который раньше барабанил в прекрасной пост-роковой группе Sian Alice Group, но теперь занимается совсем другими вещами. Так, его альбом 2019 года After Masterpieces — собрание шести его собственных эпических стихотворений, которые Клерво после написания положил на музыку. И музыка эта предельно оригинальна: тут и там она срывается с благостного эмбиента в старомодный джазовый чарльстон (правда, ускоренный до логического предела), из электронных абстракций — в агрессивное марево, созданное посредством акустических инструментов, в основном — самой разнообразной перкуссии. В чтении двух стихотворений Клерво на альбоме принимает участие и Анна Хомлер — и для тех, кто знаком с ее предыдущим творчеством, опыт прослушивания ее голоса, декламирующего стихи на английском, может быть немного шокирующим.

«У меня действительно была такая идея: заставить Анну говорить на языке, который никто с ней не ассоциирует, — поясняет Клерво в разговоре с «Лентой.ру». — Получилось, на мой взгляд, превосходно. Она — исполнительница от природы, и с любым материалом работает отлично. Что же касается меня самого, то я учился декламировать довольно долго. Поначалу меня пугал звук собственного голоса. Это был долгий, странный, подчас очень близкий к психоанализу по своим внутренним качествам процесс».

Руперт Клерво.

Фото: nts.live

В числе своих главных литературных влияний Клерво называет Осипа Мандельштама — и в особенности выделяет непроговоренность и незавершенность его поэтики. Ровно так же звучит и музыка самого англичанина: в ней в каждой ноте скрыт намек на что-то большее, но это большее никогда не дает проясниться самому себе. After Masterpieces прекрасен в первую очередь тем, что это редкая по нынешним временам запись, оценить которую невозможно потреково, исследовав каждое стихотворение и пьесу в отдельности — а только лишь целиком, прожив ее хронометраж от начала до конца. Удивительно, но Клерво ко всему прочему еще и диджей — и давно уже практикует сочинение миксов, которые служат аудиальной иллюстрацией литературных текстов. Эта практика сочинения единого полотна из различных музыкальных источников чувствуется и на After Masterpieces.

В эпоху, когда в музыке нередкость сотрудничества совсем полярных по образу жизни и практике музицирования артистов, коллаборация Хомлера и Клерво оказывается еще более логичной, чем она могла бы показаться лет десять или двадцать назад. Они оба — артисты, работающие с человеческой речью и через человеческую речь в первую очередь несущие послания своим слушателям. Послания, которые иногда нужно расшифровывать, и послания, которые расшифровке никогда не поддадутся. Послания, которые тем не менее понятны и метят прямо в сердце — и этим объясняется интуитивная сила музыки каждого из них.

Анна Хомлер и Руперт Клерво выступят в Москве на фестивале «Брусфест Музыка», который пройдет 8 ноября в Западном крыле Новой Третьяковки. Купить билет можно на сайте Третьяковской галереи