Главной темой недели стало задержание Ивана Сафронова — советника главы «Роскосмоса» и бывшего журналиста газеты «Коммерсантъ». Сотрудники Федеральной службы безопасности (ФСБ) России заподозрили Сафронова в работе на спецслужбы Чехии и госизмене — одном из самых тяжких уголовных преступлений, за которое ему грозит до 20 лет лишения свободы. Между тем все данные по таким делам всегда скрыты грифом «совершенно секретно», а потому узнать, насколько обоснованны претензии силовиков к их фигурантам, оказывается невозможным. О том, что скрывается под словом «госизмена», как спецслужбы вычисляют шпионов среди россиян и можно ли получить столь суровое обвинение случайно, «Ленте.ру» рассказал генерал-майор ФСБ в запасе Александр Михайлов.
Лента.ру: Что включает в себя само понятие «госизмена»?
Михайлов: Госизмена — это, в первую очередь, передача иностранцам сведений с определенным грифом. Передающий их человек может осознавать, кому он передает секретные данные, а может и не осознавать. Но главное — он понимает, что сообщает то, что сообщать не следует. Вообще, сам факт передачи секретной информации не может быть случайным.
Есть ли разница между передачей данных простому иностранцу или сотруднику иностранных спецслужб?
Это не имеет значения: иностранец может и не быть сотрудником, но являться агентом спецслужбы, внештатником, привлеченным к сотрудничеству ЦРУ или МИ-6. Кроме того, многие агенты работают не на разведку, а на различные корпорации, в том числе военно-промышленного комплекса.
Им выгодно получить готовый рецепт, которого у них нет. Проведи успешную шпионскую акцию — и не надо тратиться на научные эксперименты и проводить дорогостоящие опыты. Можно на несколько лет опередить конкурентов.
Как обстояло дело с госизменой в СССР? Как в то время ловили и вычисляли тех, кто сотрудничал с иностранными спецслужбами?
Как правило, в то время о госизменах мы узнавали от зарубежных источников. Это были данные или о конкретных лицах, или уже по факту передачи какой-то информации. Вот тогда начинали искать «крота» — и это была очень кропотливая, тяжелая аналитическая работа. Требовался большой анализ и различные мероприятия, но источники передачи информации в итоге находили.
В СССР активнейшим образом работала контрразведка, хотя тогда было засекречено и многое из того, что не нужно было секретить. Чаще всего разглашение гостайны в советское время сводилось к тому, что наши ученые в запале споров и дискуссий разбалтывали какие-то сведения на научных конференциях. Но там не было умысла — была безалаберность.
Судебный процесс над американскими шпионами в Верховном суде СССР
Фото: Александр Коньков / ТАСС
Вообще в СССР очень гуманно относились к тем, кто по незнанию и отсутствию умысла что-то такое делал. Такие ситуации старались не доводить до уголовного дела. Сегодня мы гораздо чаще сталкиваемся с умышленным сбором секретной информации для дальнейшей передачи (а вернее — скорейшей продажи) потенциальному зарубежному покупателю.
Почему так происходит — вопрос философский. Полагаю, сегодня у многих просто разрушены основные принципы морали, и ради заработка они идут на все и не видят в этом чего-то страшного.
Следователи по особо важным делам во время оперативного совещания
Фото: Христофоров Валерий / ТАСС
Почему после присоединения Крыма в 2014 году число дел о госизмене в России возросло?
Эта территория долгое время находилась под юрисдикцией другого государства, и не все из тех, кто там живет, были в восторге от присоединения к России. У многих родственники на Украине, они солидарны с этой страной в вопросах внешней политики и встают на путь помощи украинским спецслужбам.
Большинство из тех, кто попадается на шпионаже в пользу Незалежной, не имеют доступа к какой-то суперсекретной информации — но факты имеют место быть. Дела заводятся — отсюда и рост количества уголовных дел о госизмене. И их будет все больше.
Возвращаясь к делу Ивана Сафронова — как, на ваш взгляд, важная государственная информация могла попасть к журналисту?
Чем выше статус журналиста, тем больше ему доверяют люди — и в частном, доверительном порядке готовы рассказать какие-то вещи без передачи в печать. Поэтому журналисту важно понимать все процессы, которые происходят в той сфере, о которой он пишет.
Я в бытность моей работы в центре общественных связей ФСБ России говорил коллегам — не нужно расписывать мне все детали вашей оперативной работы. Важно лишь что, где и когда — только суть. Любая деталь, которую я буду знать, — это риск. Информация может случайно оказаться опубликованной даже не по моей воле.
Если человек, обладающий секретными данными, разглашает их журналисту, кто несет ответственность?
Тот, кто разглашает государственную тайну, сразу попадает под статью — и абсолютно неважно, кому он это рассказывает. А человек, пишущий о такой стратегической теме, как военно-промышленный комплекс, должен понимать, какие сведения являются гостайной. Но если он не понимает, то незнание законов не освобождает от ответственности.
Конечно, помимо просто разглашения гостайны существует и понятие об умысле, то есть человек должен хотеть наступления тяжких последствий. И если он передает информацию представителям иностранных спецслужб, тут уже есть умысел — не отвертишься.
Стоит ли в ближайшее время ожидать дальнейшего роста числа дел о госизмене?
Думаю, время покажет. Но для государства важно не само наказание как таковое, а демонстрация его неотвратимости, в том числе сам факт задержания конкретных людей. Те, кто имеют доступ к гостайне и особо не думают об этом, после таких дел будут очень хорошо фильтровать свою речь при встречах с иностранцами и журналистами. Все причастные еще раз зададут себе вопрос: а не относится ли то, что я хочу опубликовать, к гостайне? Потому что сегодня все очень расслабились.
Фото: Дмитрий Азаров / «Коммерсантъ»
Дело Ивана Сафронова уже стало резонансным, но расследуется в закрытом режиме. Должны ли быть раскрыты общественности доказательства его вины?
В принципе, такого рода дела требуют определенных комментариев. Их могут давать только два процессуальных лица. Это надзирающий прокурор и следователь, который ведет дело. Они имеют право выдать какие-то материалы дела для публикации. Но на фоне того, как у нас сегодня обстоит дело с гласностью, само собой, никто ничего объяснять не будет.
Фигуранты дел о госизмене, с которыми я сталкивался, производили впечатления искренних, преданных стране людей, прекрасных семьянинов и отличных товарищей.
Госизмена, шпионаж — это латентные преступления, которые никто не сможет увидеть просто так. Людей, причастных к ним, можно выявить только при очень серьезной разработке, с использованием всего арсенала оперативно-разыскных методов и средств, которые сегодня существуют по закону.
Приведу пример из своей жизни. У меня был сослуживец Сергей Воронцов, мы с ним вместе работали в московском управлении КГБ СССР. Это был уважаемый сотрудник с достойным послужным списком и хорошей семьей.
Никто — даже его любимая жена — не знал, что он сотрудничает с американскими спецслужбами. Его судили у нас в здании управления два дня. Суд приговорил его к высшей мере. Но это — отдельная история. Что до дела Ивана Сафронова, то сегодня мы не имеем права ни обвинять, ни оправдывать его. У нас просто нет никаких сведений, чтобы делать выводы в этой ситуации.
Иван Сафронов
Фото: Владимир Астапкович / РИА Новости
СМИ сообщали, что дело Ивана Сафронова может быть связано с его статьей в «Коммерсанте» о продаже Су-35 Египту. Как вы считаете, насколько обоснованна эта версия?
Статья Сафронова вышла почти год назад — и, если бы причина дела о госизмене была в ней, журналиста арестовали бы сразу. С другой стороны, публикация указывает, что он имел несанкционированный доступ к гостайне — ведь информацию он не придумал, а откуда-то взял. Но позиция СМИ однозначна — мол, мы свои источники не выдаем.
Действительно, по закону так положено. Но в этом законе есть одна оговорка: источник можно не раскрывать, кроме ситуаций, когда суд обязал это сделать в связи с находящимся в его производстве делом.
Значит, по решению суда раскрыть источник Сафронову все же придется?
Совершенно верно. Возможно, ему самому придется, а может, и самой редакции газеты придется пояснить, откуда информация. Но опять же, мы говорим про гипотетическую ситуацию в том случае если дело связано именно с этой публикацией. Конечно, сама по себе информация о продаже истребителей представляет определенный интерес.
Вы же понимаете: оглашение информации в российском СМИ, после которой произошло напряжение в международных отношениях, — это очень плохо. Тем более что данные, разглашенные российским гражданином в российском СМИ, поставили в сложное положение страну — потенциального покупателя. Это, по сути, подрыв деловой репутации России.
Поэтому в деле Ивана Сафронова есть множество нюансов, которые мы никогда не узнаем. Сейчас в связи с ним упоминается разведка Чехии — но ни для кого не секрет, что все спецслужбы Европы, по сути, являются сателлитами США, а данные, получаемые ими, автоматом идут за океан.
И важно понимать, что разглашение как будто незначительной части секретной информации, какой-нибудь маленькой детали может привести к огромным последствиям. Пример тому — 1943 год, когда Германия готовила покушение на тройку лидеров стран антигитлеровской коалиции: Сталина, Черчилля и Рузвельта.
Началом провала фашистской операции стал малозаметный эпизод в оккупированном Львове, где работал наш разведчик Николай Кузнецов. Один высокопоставленный эсэсовец занял у него крупную сумму денег и пообещал по возвращении расплатиться персидскими коврами, которые он планировал привезти из командировки в Тегеран.
Сам факт командировки этого человека в тот период времени в Тегеран позволил советским спецслужбам предположить — что-то замышляется. Часто маленькая деталь, которой не хватает, оказывается ключевой во всей головоломке.