«Меня тошнит от этих агрессивных хиппи». Как Джон Леннон изменил себе, жене и ушел к Йоко Оно

Писатель и журналист Рэй Коннолли был близко знаком с Ленноном, не раз брал интервью у него и других битлов. В книге «Быть Джоном Ленноном» он опирается на свой богатый архив документов, а также на личные беседы с Джоном, с его первой и второй женами — Синтией Леннон и Йоко Оно — и со многими другими участниками событий. С разрешения издательства «КоЛибри» «Лента.ру» публикует фрагмент книги.

Казалось, Джон на миг утратил уверенность. Когда Синтия вернулась домой, проведя несколько дней у Дженни Бойд и жившего с той Алекса-волшебника, — который, по словам Син, безуспешно пытался к ней подкатить, — Йоко исчезла бесследно, и Джон вел себя как ни в чем не бывало.

Когда Синтия спросила, что происходит между ним и Йоко, он ответил просто: «Ничего. Это неважно», — и избегал любых обсуждений. В ту ночь, по словам Синтии, они впервые за много месяцев занялись любовью.

Но вскоре холод вернулся. В мае у Синтии намечались семейные каникулы в Италии, в Пезаро, — с ее матерью, Джулианом, дядей и тетей. Она думала отменить их, но Джон заставил ее уехать. С учетом двух месяцев в Индии и греческих каникул, это был ее третий отпуск за квартал.

В тот же день, когда Синтия улетела в Италию, Йоко перебралась в Кенвуд. С Тони Коксом она окончательно разошлась, оставив Кёко на его попечении. «Мы оба были так счастливы найти друг друга, что не могли остановиться и подумать о чьих-либо еще чувствах, — сказала она позже. — Мы просто летели вперед на всех парусах. То, чем мы обладали, было дороже всего».

Новой паре не потребовалось много времени, чтобы обнародовать свои отношения. Не прошло и недели, и 22 мая 1968 года они появились на глазах у прессы на дневном приеме в переполненном ночном клубе «Аретуза» на Кингз-роуд, в Челси. Мероприятие задумали для того, чтобы сообщить публике о появлении еще одного щупальца беспрерывно разрастающегося спрута Apple Corps — ателье Apple Tailoring.

Но присутствие пары перекрыло это событие. Йоко, когда их толпой обступили журналисты и фотографы, все время цеплялась за руку Джона, словно искала защиты. Джон просто хмурился и словно пытался притвориться, что прессы нет. На вопросы ни он, ни она не отвечали. Но заявление, которое они делали самим своим видом, было ясно для всех.

Джон часто подписывал открытки друзьям как «Джон и Син», но форма «Джон и Йоко» быстро показала: они гораздо больше, чем просто пара. Они стали брендом — «Джон-и-Йоко». Мечта Йоко наконец исполнилась: она становилась знаменитой. На протяжении следующих трех с половиной лет их жизни в Британии — до 1971 года, когда они переехали на постоянное жительство в Нью-Йорк, — Джона и Йоко практически никогда не видели по отдельности. Леннон бросил все силы не только на продвижение Йоко и ее творчества, но и на публичное представление своего нового образа — себя как половинки «Джона-и-Йоко».

С Beatles он всегда считал себя фронтменом, но сейчас он словно стремился растворить свою личность в личности Йоко — одним из первых их совместных творческих проектов стал фильм, в котором их лица сливались воедино. Это был чистый нарциссизм, но еще ярчайший признак того, что Джон начал создавать себя заново. Йоко уже не просто давала инструкции на своих ивентах. Теперь, когда Джон ни на мгновение не отдалялся от нее, они сами стали ивентом — и вскоре начали одеваться в одинаково белые костюмы и делать прямой пробор в длинных волосах.

И Джон поистине воплощал свое видение: «I am he as you are he as you are me and we are altogether», как пел в «I Am The Walrus». Тони Барроу, переставший быть пресс-секретарем Beatles со дня появления в Apple Дерека Тейлора, говорил, что с той минуты он едва узнавал в Джоне человека, с которым был знаком последние пять лет.

В солнечном Пезаро, на Адриатическом побережье Италии, Синтия блаженно не ведала того, что муж публично отказался от нее, — пока однажды вечером не вернулась в отель, где у дверей ее ждал Алекс-волшебник. Его отправили из Лондона с вестью от Джона.

«Джон хочет с тобой развестись, забрать Джулиана и отправить тебя обратно в Хойлейк», — по ее воспоминаниям, он именно так и сказал.

На этот раз Синтия знала: ее брак закончился. Йоко победила. А Джон снова уклонился от столкновения, выслав гонца с плохими вестями. Разве не так же он послал Найджела Уолли к Эрику Гриффитсу — сказать, что того больше не желают видеть в The Quarry Men? И то же самое произошло, когда Брайану поручили уволить Пита Беста. Джон всегда рассказывал, как выступал от имени Beatles, когда им казалось, что с ними плохо обращались. Но когда приходило время изгнать кого-то из его собственной жизни, он отправлял посланника.

Между тем началась работа над новой долгоиграющей пластинкой Beatles — той, которую миру предстояло узнать под именем «White Album», хотя вышла она просто как «The Beatles», ибо о лучшем названии они так и не смогли договориться. «У нас тут на две пластинки песен, расчехляй барабаны», — писал Джон в открытке, которую послал из Индии рано уехавшему Ринго. Так что надежды были высоки.

Впрочем, кое-что изменилось. С тех пор как Beatles впервые пришли в студию на Эбби-роуд, они не особенно любили, когда на сессиях появлялись посторонние, в том числе и Брайан Эпстайн, и их подруги, а после жены. Но теперь, когда Джон и Йоко были неразлучны, ритм-гитарист битлов настаивал, чтобы она всегда была с ним в студии.

Пол сразу же ощутил, что Йоко его подавляет. Beatles оттачивали стиль работы в течение многих лет. Любое вторжение в эту сплоченную команду неизбежно тревожило. И вряд ли Йоко, до союза с Джоном часто заявлявшая, что рок-н-ролл ей не по душе и вообще это грубая и незрелая музыка, была тем человеком, к чьим советам они бы с радостью прислушались. То, что она сразу же решила, будто может давать советы на их поле — о котором она ничего не знала, — это тоже был повод для беспокойства.

Главной жертвой явления Йоко стал авторский тандем Леннона и Маккартни: Полу было тяжело в присутствии этой особы с претензией на тонкий вкус. В нашей беседе он прекрасно выразил, как его бесило присутствие Йоко: «Стоило задуматься о новой строчке, и я тут же начинал нервничать. Я хотел сочинить что-нибудь вроде “Люблю тебя, малышка”, но тут я видел Йоко — и каждый раз чувствовал, что нужно придумать нечто умное и авангардное… Мы с Джоном еще пару раз пытались сочинять вместе, но, думаю, мы оба решили, что будет проще работать отдельно».

Утратилась и часть характерного звучания Beatles — например, Пол перестал повторять строки из песен на терцию выше Джона. «Мне тогда хотелось спеть в гармонии с Джоном, и думаю, ему бы это тоже пришлось по душе, — рассказывал Маккартни. — Но было как-то неловко его просить». Он откровенно признал, что ревновал к Йоко, и поведение Джона его раздражало. У Леннона теперь был новый друг, с которым можно было играть в игру, внезапно ставшую опасной. «Я боялся, что прекрасное музыкальное партнерство будет разрушено», — вспоминал Пол. И у него были все основания для такого страха.

Но привечали Йоко на сессиях или нет, а обилие новых песен, которые требовалось записать, свидетельствовало о потрясающей вспышке творческой энергии. У Джона было одиннадцать новых песен, в том числе «Glass Onion», «Happiness Is A Warm Gun» и «Julia» — песня о матери. У Пола — семь, среди них «Mother Nature’s Son» и «I Will». А среди пяти песен Джорджа оказалась одна из его лучших «While My Guitar Gently Weeps», настолько хорошая, что он попросил своего друга, нервного Эрика Клэптона, сыграть партию соло-гитары.

Из всего, что Beatles начали записывать тем летом, на получившейся двойной пластинке выйдет далеко не все. Некоторые песни они придержат и перезапишут, а то и пересочинят для будущих сольных альбомов. Но сам Джон считал, что там было несколько его лучших работ.

«Sgt. Pepper», возможно, достиг новой вершины, но в этом году песни были не столь затуманены сложными музыкальными ухищрениями и стихотворной абракадаброй. Теперь он более открыто писал о себе и своих чувствах, и этот стиль нравился ему больше всего. Однако он не утратил ни капли своего умения ловить в музыке дух времени. К 1968 году мир был поглощен уже не гармонией и любовью, а революцией. Мао Цзэдун со своими хунвейбинами перевернул Китай с ног на голову, в Париже на улицы вышли студенты, а в университетских кампусах по всей Америке сжигали звездно-полосатые флаги в знак протеста против войны во Вьетнаме.

Революция охватила мир, от Чехословакии до Чикаго, и именно революция, решил Джон, станет названием следующего сингла Beatles, — «Revolution». Записали две версии: одну для сингла, другую для пластинки — не говоря уже о неопубликованном десятиминутном джем-сейшене: ревущей и грохочущей какофонии, вроде как символически отражающей хаос реальной революции. Йоко внесла в этот грохот свой собственный воющий вклад.

Джон хотел, чтобы песня идеально поймала момент. Но, несмотря на незначительные изменения в текстах разных версий, общая тема склонялась не к бунту, а к умеренности. «When you talk about destruction… don’t you know you can count me out», — пел он, что вряд ли звучит как боевой клич. Некоторые контркультурные движения были разочарованы тем, что великий бунтарь Джон Леннон не рвался раздирать капитализм в клочья, но Джона это не впечатлило. «Меня тошнит от этих агрессивных хиппи, или кто там они есть, — сказал он. — Они меня пугают… толпы злобных маньяков… Слоняются тут со своими долбаными пацификами».

Сессии для «White Album» проходили с мая по октябрь, и лишь дипломатичный Ринго не разгневал Джона своим отношением к Йоко. Однако даже он не мог не пострадать от напряженной обстановки и в середине августа ушел, став первым битлом, покинувшим группу, и оставив Пола играть на ударных в песнях «Back In the USSR» и «Dear Prudence».

Это была первая трещина в дотоле крепком фундаменте Beatles, а после смерти Брайана Эпстайна не прошло еще и года. Ринго вернулся через неделю и увидел, что вся его ударная установка усыпана цветами, но свою точку зрения он дал понять всем. Быть битлом уже было невесело…

Дни ливерпульской четверки, работавшей как единый творческий ансамбль, были сочтены. На «White Album» они предстали аккомпанирующей группой: автор песни пел, а трое аккомпанировали. Как говорил Джон, теперь Beatles — «это я и группа поддержки… Пол и группа поддержки…»

Возможно, в студии на Эбби-роуд царило уныние, но вне ее стен замер на низком старте бренд «Джон-и-Йоко». В галерее Роберта Фрейзера прошел ивент Йоко: в небо выпустили 365 белых гелиевых шаров с надписью «Ты здесь», а потом был показ фильма, где на протяжении минуты Леннон улыбался. Снятый на камеру с очень высокой скоростью съемки и показанный на обычной скорости 35 кадров в секунду, фильм длился более получаса.

Критикам казалось, что эти «ивенты» — не более чем сумасшедшие задумки Йоко, которые Леннон финансировал, и интерес к ним был низким, а то и вовсе отсутствовал. И если Джон-и-Йоко действительно хотели поразить воображение широкой публики, им предстояло сделать нечто по-настоящему возмутительное.

А Синтии, теперь уже со стороны, издалека, предстояло лишь читать о муже — и не узнавать его, с головой ушедшего в то, что представлялось ей абсурдным омутом концептуального искусства. «Я не могла поверить в весь этот протестный секс, в это “мешкование”, которое он вытворял с Йоко, — говорила она мне позже. — Его буквально поглотили, взяли под контроль — его ум, его творчество. По мне, на какое-то время его мозг просто поменялся местами с тем, что между ног».

Перевод Владимира Измайлова