Феномен несокрушимой сборной СССР по хоккею, прозванной «Красная машина», всегда был предметом жарких споров в западном спортивном сообществе — главным образом в США и Канаде. Как советским игрокам, которых называли любителями, удавалось одерживать крупные победы над профессионалами из Канады и почти четыре десятилетия завоевывать медали едва ли не каждого чемпионата мира? В условиях холодной войны, когда даже спортивные секреты приравнивались к государственной тайне, выведать их было весьма непросто, поэтому иностранцам приходилось строить самые невероятные теории в надежде разгадать, в чем сила этих русских. Изучив публикации зарубежных спортивных изданий 1970-1980-х годов, «Лента.ру» выяснила, что думали о советских хоккеистах соперники, в чем, как считалось, была их тайная сила и что такое неповторимый русский стиль.
Этот материал вошел в список лучших текстов за 2021-й год и публикуется повторно
До середины 1940-х в СССР хоккея с шайбой не было совсем. Отношение к этому виду спорта — изначально канадскому — было негативным на всех уровнях, а предпочтение отдавалось хоккею с мячом, или, как его принято называть сейчас, бенди. Канадский хоккей в советской стране считали примитивным и бедным на комбинации, поэтому его отказывались развивать. Вряд ли кто-то на деле разбирался в правилах и принципах заокеанской игры — просто так диктовала идеология.
Однако в 1945 году, после турне московского футбольного «Динамо» в Великобританию, взгляд на хоккей с шайбой стал постепенно меняться. По рассказам, в Лондоне футболисты увидели несколько выставочных матчей и были очень впечатлены. Этот эпизод считается отправной точкой в развитии хоккея в СССР, хотя и неизвестно, как именно спортсмены смогли донести свое восхищение до высших правительственных чинов.
Суперсерия матчей по хоккею с шайбой между сборными командами СССР и Канады, 1972 год
Фото: Юрий Сомов / РИА Новости
Старт «Красной машины»
Уже в 1946-м Всесоюзный комитет по физической культуре и спорту принял решение о проведении первого чемпионата СССР по хоккею с шайбой. Спустя шесть лет Всесоюзная секция хоккея вступила в Международную лигу хоккея на льду, что позволило советским спортсменам участвовать в чемпионатах мира. К тому же в 1951 году Олимпийский комитет СССР вступил в Международный олимпийский комитет (МОК), что открывало советским хоккеистам перспективы Олимпийских хоккейных турниров.
В 1954-м сборная СССР под руководством Аркадия Чернышева приехала на дебютный чемпионат мира в шведский Стокгольм и сенсационно выиграла. Сенсация заключалась даже не в самой победе, а по большей части в том, что в финале были повержены сами «кленовые листья». Советская команда забросила сопернику семь шайб, а пропустила две. Справедливости ради, канадцы на турнире были представлены не сильнейшим составом, а любительской командой из второго дивизиона хоккейной ассоциации Онтарио.
Распространена точка зрения, будто обыгрывал СССР только «студентов». Но ведь встречи с настоящими профессионалами из Канады стали возможны только в середине 1970-х, когда им разрешили выступать на международных турнирах под эгидой Международной федерации хоккея (IIHF)
И все-таки на тот момент это был прорыв. Какие-то десять лет потребовались СССР, чтобы освоить новый вид спорта и вывести его на довольно высокий уровень. Это-то и толкало соперников на бесконечные обсуждения. Есть несколько распространенных теорий, объясняющих, по мнению иностранных экспертов и журналистов, успех советского хоккея с шайбой.
Хотя советскую сборную привычнее и короче называть «Красной машиной», употреблять это прозвище на протяжении всей истории команды неверно — впервые так ее назвали только в 1983 году во время североамериканского турне. Идея принадлежала американскому журналисту, имя которого история не сохранила. В то время у руля команды стоял Виктор Тихонов.
Коммунизм против капитализма
Первое, что было на руку советским хоккеистам, считали иностранцы, — привычная им идея коммунизма. Эта идеология с точки зрения командной игры была куда более выгодна, чем капитализм. Североамериканцы в этом находили едва ли не единственный плюс недружественного строя и то — сомневались.
Одним из первых эту тему поднял колумнист The New York Times Хедрик Смит в статье «Русские и канадские хоккеисты ярко контрастируют», которая вышла в сентябре 1972 года после Суперсерии (серия из восьми товарищеских игр, в которых сборная Канады одержала четыре победы, команда СССР — три, еще одна встреча завершилась ничьей, — прим. «Ленты.ру»). В этом материале, правда, еще не было подробного анализа или аргументации — лишь констатация факта.
Смит называл советских игроков дисциплинированными и вместе с тем флегматичными. «Они были командой, и их действия были четко отрепетированы», — указывал он. Канадцы, напротив, приезжали в Москву расслабленными, а на площадке часто оказывались растерянными. Их индивидуальные навыки были куда более развитыми, но сплоченность команды из СССР это нивелировала. Разумеется, несмотря на успехи соперников, восхищался ими журналист осторожно.
Гораздо подробнее об этом писал коллега Смита по The New York Times Херб Вайнберг в статье «Спортивные психологи и советский спортсмен», опубликованной в марте 1978 года. Двумя месяцами ранее Вайнберг съездил в Москву, где смог наблюдать за тренировками советских спортсменов, а теперь делился впечатлениями.
Мотивацию игроков определял государственный строй в СССР, писал репортер. «Американский спортсмен едет на Олимпийские игры, потому что хочет. А русский попадает туда по вполне материальным причинам: квартира побольше, заграничные поездки, отсутствие очереди на машину, синие джинсы. Русский идет соревноваться, чтобы получить преимущества, которые уже есть у наших спортсменов и самых посредственных американцев. Американец, чтобы конкурировать в спорте, вынужден пойти на жертвы, прежде всего, финансовые. Поэтому в его действиях больше свободы воли. Русский, принимая щедрости своего правительства, отказывается от большей части своей воли. Для меня советское развитие спортивной психологии является воплощением этого требования, утратой индивидуальности», — объяснял Вайнберг.
Дополнительным стимулом являлось то, что советские игроки были, как считалось, любителями, имели другую основную профессию и обычно состояли на службе в армии. То есть добросовестная игра была их воинской обязанностью, писали иностранные журналисты. (Этому, например, посвящена статья Дж. Н. Уошберна «Советский спортсмен-любитель: настоящий профессионал», опубликованная также в The New York Times в июле 1974-го, однако любопытного в ней, кроме утверждения самого факта, мало.)
Вопрос свободы
Второе, на что обращали внимание иностранные эксперты, — с атлетами в СССР часто взаимодействовали психологи. Это вытекало из первой теории, потому как работали эти психологи в духе советского режима. «Я наблюдал за тремя спортсменами, когда они играли в настольный хоккей. Было очевидно, что игроки не могут идти каждый своим путем, двое должны были следовать за лидером. Если бы сразу несколько человек пытались быть этим лидером, успеха в игре не удалось бы достигнуть. А они замечали, какой игрок доминировал, а какие двое готовы стать последователями», — писал Вайнберг. На основе этих данных, утверждал журналист, строилась игра и вживую.
Идея заключалась в том, чтобы и на площадке держать двух лидеров подальше друг от друга
Хотя сам по себе этот подход не представляется чем-то удивительным, Вайнберга он поразил. По всей видимости, в США психологи в то время не занимались со спортсменами массово. «В развитии психики наших спортсменов мы являемся победителями. Спортивную психологию лучше оставить русским как естественное ответвление психологии их общества», — посчитал репортер. Он увидел во взаимодействии психологов со спортсменами некое порабощение, хотя по факту это была просто попытка исследовать способности игроков и рационально их использовать. «Это вопрос отношения. Вопрос свободы. Вот почему я пренебрегаю программой спортивной психологии в Соединенных Штатах», — пояснял Вайнберг.
Фил Эспозито. Суперсерия матчей по хоккею с шайбой между сборными командами СССР и Канады, 1972 год
Фото: Дмитрий Донской / РИА Новости
Психология как наука была полезна советским тренерам и по другой причине, указывал журналист. Специалисты, как он писал, делали особенный упор на изучении психологических портретов соперников. В пример он привел первые встречи сборной СССР с канадскими профессионалами. «Одной из причин, по которой русские так удивили канадцев в своих первых матчах, было понимание психологического профиля Фила Эспозито (один из лидеров сборной Канады, лучший бомбардир Суперсерии 1972 года — прим. «Ленты.ру»). На льду они имели дело не только с его навыками, но и с психикой. Когда я спросил, какие психологические аспекты Эспозито они выделяли, мне сказали, что информация является государственной тайной», — замечал журналист.
С Вайнбергом отчасти соглашался другой журналист Томас Роджерс. В статье «Умные триумфы советской хоккейной команды», вышедшей в декабре 1979 года, он писал о блестящей командной игре советских хоккеистов, в частности, умении предвидеть действия товарищей по команде. Этим он объяснял ловкость сборной СССР во владении шайбой, за счет этого же, считал журналист, команде удается побеждать.
Не последним пунктом этой теории было и то, что спортсмены в СССР не могли позволить себе проигрывать, потому что установка партии была только на победу. Именно поэтому, считали журналисты, хоккеисты до последней секунды перебрасывали шайбу яростно, не глядя на табло
Кен Драйден в книге «В Россию с любовью» также указывал, что единение как направляющая мысль советского народа буквально висела в воздухе во время матчей. Это создавало особенную атмосферу, которая будто снижала риск поражения. «Я узнал, что в Советском Союзе они слушают марш перед каждой игрой, и это служит своего рода гимном хоккеистов. "Трус не играет в хоккей". Вот, что болельщики думают о выходящих на лед», — замечал он.
Русский стиль
Еще один фактор, объясняющий, по мнению журналистов, результаты сборной СССР, — мощная тренерская школа. С большим пиететом смотрели они на Аркадия Чернышева, Анатолия Тарасова, Всеволода Боброва, Виктора Тихонова — настоящих грандов. У них, как считалось, к хоккею был научный подход, который диктовал и методы тренировок, и выбор победной стратегии.
Все тот же Хедрик Смит в 1972 году вспоминал: «Несколько лет назад Тарасов приехал в Канаду и заинтересовался канадской игрой с точки зрения техники. Одним из его первых вопросов канадским тренерам было: "Сколько миль Бобби Халл (канадский форвард по прозвищу Золотая ракета, включен в Зал хоккейной славы в Торонто — прим. «Ленты.ру») проезжает на коньках за матч?" Канадцы никогда не изучали этого. "Если вы не знаете ответа, — сказал Тарасов, — то вы не можете серьезно отнестись к игре"».
Суперсерия матчей по хоккею с шайбой между сборными командами СССР и Канады, 1972 год
Фото: Юрий Сомов / РИА Новости
Оправдывался за канадцев форвард Билли Харрис. Его слова приводит Джон Голт в книге «Миссия Билли Харриса в Москве»: «Мы научились играть в хоккей случайно; он развивался на озерах и реках. Они узнали это научно, изучив каждый доступный материал».
Еще советские спортсмены тренировались больше, чем канадцы и американцы. Кен Драйден об этом писал: «Тарасов разговаривал с чешским тренером Людеком Букачем и спросил: "Людек, сколько лет канадцы играют в хоккей?" Букач сказал, что около 75. Затем Тарасов спросил: "Людек, сколько лет Советы играют в хоккей?" Букач ответил — около 25. "Ты ошибаешься, Людек, — сказал Тарасов. — Советы тренируются 11 месяцев в году, канадцы — семь или восемь. Мы работаем три или четыре часа в день, канадцы — два. Мы всегда работаем с большой интенсивностью. Видишь, Людек, мы тоже играем 75 лет"».
Драйден в своей книге описывает также удивление подходом к тренерству Николая Пучкова, бывшего вратаря сборной СССР, многое перенявшего у Тарасова и Чернышева. «Меня очаровало его настойчивое требование оценивать каждого игрока по трем пунктам. Тактика, техника и сердце. Последнее — абстрактная категория, означающая оценку характера и желания игрока победить», — писал автор.
Очень жаль, но вы, канадцы, просто непрогрессивны. Вы все время одинаковые. В вашем стиле очень мало вещей, которые мы можем использовать. Мы же много работаем над техникой и тактикой. Если мы встретим ваши силы нашей силой — нашей тактикой и методами, мы победим
Научный подход между тем обсуждается до сих пор. В 2014 году автор NBC Sports Джо Поснански в статье «СССР был настолько хорош, что его игра даже не была хоккеем. Это было похоже на балет или что-то в этом роде» писал, что Тарасов пробовал создать особый, русский стиль хоккея, в котором было бы меньше силовых приемов, но больше разума.
Суперсерия матчей по хоккею с шайбой между сборными командами СССР и Канады, 1972 год
Фото: Дмитрий Донской / РИА Новости
«Он хотел, чтобы его игроки инстинктивно, не глядя, чувствовали друг друга. Он увидел красивую геометрию катка и был в восторге от паса, который, казалось, направлялся в никуда, но тут же мог быть перехвачен. Русский стиль хоккея привел мир в восторг — так же, как и бразильский стиль футбола или американский стиль баскетбола. "Это было похоже на балет на льду или что-то в этом роде", — сказал бы американец Майк Эрузионе (известный американский хоккеист — прим. «Ленты.ру»)», — рассказывал журналист.
***
Основательных статей на англоязычных порталах, посвященных успехам советской сборной и попыткам объяснить их, наберется с несколько десятков. Во всех сквозит легкая зависть, а вместе с ней твердое «Мы все равно сможем победить, как бы они ни играли». История показала, что не всегда оправданно быть столь уверенными в себе. Подход советских игроков к игре тревожил и пугал североамериканцев даже после побед над вторыми и третьими составами, а неожиданные провалы, вроде «Чуда на льду» в 1980-м, действительно считались чудесами. Пускай иностранные коллеги были правы, и у всей этой романтики есть объяснение, однако и сейчас ее природа — повод для длительных и горячих дискуссий.
