Для многих советских граждан слова «Новый год» и «продуктовые заказы» были практически тождественны. В условиях товарного дефицита существовала возможность раз в год раздобыть копченую колбасу или икру в спецраспределителе. Самые шикарные заказы были в крупных городах, прежде всего для номенклатуры и ветеранов, в то время как в глубинке эта система практически не работала. «Лента.ру» попросила россиян, которые застали эту эпоху, рассказать о том, как была устроена новогодняя система распределения продуктов в СССР.
Петр Каменченко, Москва:
— Я родился в 1958 году. Так получается, что до сих пор я большую часть своей жизни прожил в СССР и хорошо помню, как там все было устроено.
А потому люди, представляющие Советский Союз страной глобального изобилия, вызывают у меня сильное недоумение. Одним из двух главных слов советского товарообмена было слово «дефицит». Дефицитом было все, от квартир (своей очереди можно было ждать полжизни) до туалетной бумаги. Если у тебя были деньги, это совершенно не значило, что ты мог пойти и купить нужный товар. Нужный товар не покупали, а доставали. Доставали по блату.
«Блат» — это второе главное слово советского товарооборота. По блату или по знакомству доставали все:, от цветного телевизора и очереди на автомобиль до постельного белья. При этом выше денег ценился товарообмен: я тебе талоны на «макулатурного» Дюма, а ты мне — зимние румынские сапоги или китайский термос.
Для того чтобы как-то обеспечить граждан дефицитом и уравнять в правах тех, у кого есть блат, с теми, у кого блата нет (а уравниловка была важной частью социальной политики), существовала система распределения дефицита в виде записи, талонов и заказов. Хотя и тут все было не так просто.
Так, в Москве существовала легенда о кремлевских заказах и спецраспределителе №1, который, как говорили знающие люди, находился в ГУМе. Там, по рассказам знатоков, близкие к власти граждане отоваривались черной икрой, финской колбасой сервелат, импортными конфетками и так далее, насколько у рассказчика хватало воображения.
Мои родители были обычными врачами и даже не членами партии, поэтому никаких спецзаказов не получали. Обычные же праздничные заказы я помню с детства: их давали родителям на работе к большим советским праздникам и к Новому году. Вначале это были баночки с красной икрой, крабы в консервах, марокканские сардины, мандарины, шампанское, сырокопченая колбаса. Затем из заказов стали исчезать крабы, потом икра, зато появились тушенка, сгущенка, шпроты, консервированная югославская ветчина, зеленый горошек и майонез в банках.
Заказы получали через профком по месту работы. За пару недель до праздника составлялись списки желающих и собирались деньги. Выдавали заказы накануне праздника обычно по одному на человека, иногда еще что-то давали на детей.
Невыкупленные заказы уходили налево (еще одно важное понятие советского товарооборота), то есть по блату, как дефицит
Обычно этим занималась профорг — всегда крупная женщина с громким голосом, а также близкие к ней активистки из числа доверенных коллег.
Из заказов, а также обязательного салата оливье, селедки под шубой, отварной картошки, домашних огурчиков и грибочков формировался праздничный стол. На горячее подавалась курица.
Били куранты на Спасской башне, вылетали пробки из бутылок «Советского шампанского», все кричали ура, закусывали и смотрели «Голубой огонек».
«Одна-две позиции чего-то хорошего и куча всякой ерунды в нагрузку»
Елена Дорохова, Москва:
— На работе я два раза получала вещевые заказы и один раз сапоги. И ты не знаешь, какие это сапоги, тебе просто говорят: есть женские такого-то размера и мужские такого-то, зимние. Ты не имеешь никакого понятия, как они выглядят, просто подписываешься на них. Ты не можешь их ни примерить, ни посмотреть на картинке. Тебе в итоге приносят эти импортные сапоги, и все дома счастливы. Еще совсем недавно была школьницей, а тут — бац! — такое добыла. Цену сапог, впрочем, сообщали заранее, но все готовы их были брать за любые деньги. По-моему, цена была вполне доступная.
И еще я получала два вещевых заказа. В одном из них был индийский чай (основной желаемый продукт) и фиолетовые колготки в очень-очень крупную сетку, буквально в дырку, в нагрузку. Колготки были феерические. Я долго думала, куда их девать. Чаю хотелось много, этих заказов можно было сделать несколько, поэтому у меня дома валялись несколько пар таких колготок, и было непонятно, что с ними делать.
Так всегда было в заказах: одна-две позиции чего-то хорошего и куча всякой ерунды в нагрузку. Один раз была черная икра, ради которой мы и взяли этот заказ. А к икре шли дополнительно еще большие круглые жестяные банки с селедкой, которые и так лежали стопками во всех магазинах
До того как я пошла работать, меня вообще не парило, откуда все это берется, — это просто приносили родители.
Эти заказы я получала, когда в 1991 году после школы пошла работать на НПО «Квант», что на «Алексеевской». Они были нашими шефами в школе, дали специализацию оператора ЭВМ, и я там работала оператором ЭВМ. Моей задачей было составлять список сотрудников, вводить фамилии, какие-то циферки, чем я и занималась. Что это были за цифры? Наверное, зарплаты и часы работы. Наверное, мы обслуживали бухгалтерию. А что делало это предприятие — хрен его знает, я даже не вникала. Кстати, платили мне 130 рублей в месяц, и родители мне говорили, что это очень хорошая зарплата.
«Сыр в свободной продаже был два раза в моей жизни»
Галина Иванова (фамилия изменена), Самара:
— Заказы получали мои родители, родители моих одноклассников. Куйбышев (ныне Самара — прим. «Ленты.ру») был городом, в котором в магазинах никогда ничего не было, поэтому эта система работала, и за счет нее люди жили. А второй вариант, по которому люди наполняли свои холодильники, — блат.
Столы заказов, магазины — это была единая система, которая работала еще и мимо прилавка, налево. Из-под полы могли достать тот же майонез, горошек. На своей памяти я не помню, чтобы в магазинах в свободной продаже был сыр — это было, пожалуй, два раза в моей жизни, и каждый раз за ним была очередь длиной в две трамвайных остановки.
Но в основном люди просто ездили в Москву. Наш фирменный поезд «Жигули» до Москвы всегда был как продуктовый. Люди закупались на два месяца вперед, везли мясо, колбасу, сыр, масло… Покупалось это не только на одну семью, но и на родственников, на соседей, делались специальные заказы. Так и жили. Приспособились, и в принципе всех это тогда устраивало.
Был в моей жизни такой момент, когда я защищала диплом, мы сидели в каком-то подвале, где был стол заказов. Туда привозили очень много продуктов и выдавали их по спискам. На дворе был 1986 год, уже начались какие-то подвижки в сторону либерализации, и определенные советские службы, такие как этот стол заказов, стали просто отмирать. Заказывать было просто нечего уже, по заказам был полный ноль.
В этом помещении произошел потоп — я архитектор, у нас там стояли наши макеты, и все наши работы тоже затопило вместе с документацией, хранившейся там. А документация это была какая — журнал, в котором записывали, кому и что распределяли. И именно так я лично соприкоснулась с этой системой.
По заказам распределяли зеленый горошек, майонез, тушенку, которой у нас были стратегические запасы и которые таким образом списывали через два года, и галеты. Еще была гречка, потому что она предназначалась только для тех, у кого был сахарный диабет, в простой продаже ее не было. А тут можно было, плюс ко всему прочему, получить одну или две пачки. И еще фаршированный перец Globus, который был очень дефицитным и вкусным.
Ну и конфеты Куйбышевской фабрики, которые закончили продавать в магазинах, насколько я помню, еще в 1974 году, — они исчезли в одночасье. Нам сказали, что что-то там случилось с импортом какао-бобов, что мы с какой-то страной, их производящей, перестали дружить. Другая версия была, что все идет на экспорт.
Причем конфеты эти были классные, в красивых коробках. Помню, что родителям досталась как-то коробка с шоколадными бутылочками в разноцветной фольге, в которых был ликер, коньяк… Для простых смертных этого в Куйбышеве не было, только через стол заказов. Все остальное доставалось по блату, скажем, из столовой — мясо, например. Из мясных продуктов помню, как в магазине продавали ливерную колбасу и кости каких-то сайгаков.
Заказы можно было получить только на 8 Марта и Новый год — все. Да, у некоторых Новый год был связан с заказами, но поскольку мои родители были простыми рабочими, то им это шло только по линии профсоюза. Все распределения шли где-то выше. Моим доставалось постольку поскольку. Сначала в этой иерархии заказов шло начальство, потом — ветераны и третья категория — обычные рабочие, служащие, которые входили в систему по остаточному принципу. В Москве, конечно, была совсем другая история. Представьте, если из Самары туда ездили за продуктами — понимаете разницу? 18 часов в поезде, и чтобы все мясо потекло на полке...
Все мы относились к этой системе скептически. Мы считали, что это ниже человеческого достоинства, легче вообще обойтись без этих заказов. Легче поехать в Москву, чем идти и клянчить через какого-нибудь Николая Ивановича, бумажки носить… Это был такой позор! Моему поколению это было неприятно.
Моей свекрови, доктору, постоянно что-то приносили, полученное через это распределение, и она этим буквально кидалась, не принимала. Считала, что это унизительно для врача
Заказы, кстати, давали еще ударникам социалистического труда. Мы школьниками писали социалистические обязательства, сидя за партой, — какие-то планы для себя… То же самое было на работе: если ты якобы чего-то достиг, то получал паек. Это же вообще позорище, и большинство людей это так и воспринимали.
«Бабушка тусила с такими же столозаказными бабушками»
Анна Батрова, Москва:
— Какие вопросы к мирозданию в пять лет? Если бабушке, ветерану, выдают заказы, так почему не взять? Ура, точно будет колбаса и икра, и не придется ловить ее, бегать, а потом стоять в километровой очереди. Мне бабушка так и говорила: это благо доступно, так как она ветеран, трудилась с 17 лет на уральском заводе во время войны, а теперь ей можно получать это без очереди, но за деньги, конечно.
Хотя меня и просто большие продуктовые прикалывали. С этими штырями для чеков и витринами, где можно мять хлеб и складывать маме в корзину булочки, и сыру попросить с цифрой, а лучше двумя. Помнишь синие цифры в сыре?
Бабушка тусила с такими же столозаказными бабушками и рассказывала про их заслуги перед Родиной. Так что типа да, в моем мире все бабушки имели такие плюшки.
Бабушка могла просто так позвонить и взять заказ, раз в две недели точно. Мама просила: позвони, может, там есть чего нужное или что мы все хотим. Иногда не было ничего интересного — ну, тогда и не оставляли заказ.
И не помню я, чтобы заказы только по праздникам давали. Летом мы часто за ними ходили, а тогда же нет праздников. И очереди небольшие всегда, человек шесть-восемь (в праздники больше). Конечно, это было не то, что давали именно к праздникам, а типа просто завезли ништяки в магазин. И сначала завоз, а потом то, что останется, выкидывают уже в общий зал, такая схема была.
А вообще мы покупали то же самое, что и в заказах, только с очередями. Я не помню пустого стола и жопы с едой во времена заказов. Не было такого. Ну, отстоишь очередь, ну и что. А бабушка позвонит — меньше стоять. Москва же. Это на периферии было «вау, сырокопченая колбаса!» и везли ее в Чебоксары чемоданами.
«Когда мясо ешь, нужно шторы занавешивать, чтобы никто на свет не прибежал»
Сергей Григорьев, Санкт-Петербург:
— Я жил в Ленинграде, вроде как в центре, но даже масло тут выбрасывали четко в четыре часа в магазин на Союзе печатников, и там к тому времени уже стояла большая очередь. Если говорить о какой-нибудь твердой копченой колбасе — ну да, можно было прийти в «Елисеевский» и там ее, может быть, взять, отстояв очередь в полтора часа. То есть как это бывало: приходишь туда, постоишь час-два, и, может быть, что-то да выкинут. Что выкинули — за тем и стоишь. У меня есть родственники в Дзержинске, и там в 80-е ходила такая шутка: когда мясо ешь, нужно шторы занавешивать, чтобы никто на свет не прибежал.
Так что, может быть, ветераны в Москве и могли прийти в стол заказов и заказать, что они хотят, и это потом им привозили в стол заказов. А у нас это было как с билетами в театр: ты идешь в Кировский (Мариинский театр — прим. «Ленты.ру»), а в нагрузку смотришь елку с какой-нибудь толстожопой актрисой. Даже если ты пенсионер, тебе все равно билеты на эту елку дадут.
У меня отец военный, он входил в Северный флот, а потом работал в части в Ленинграде, а мама работала на производстве. Жили мы сначала в Октябрьском районе, а потом в Красногвардейском. Было три типа заказов, которыми мы могли пользоваться в Октябрьском районе, потому что в Красногвардейском районе по-настоящему ни хрена не было.
Первое — к праздникам маме на работе выделял заказы профсоюз. Там выбирать было нельзя, что выделили — то и выделили. Обычно это та же самая колбаса к Новому году, и тем, у кого есть дети, — мандаринки. Потом обязательно какая-нибудь ненужная хрень, например, консервы «Мясо цыпленка в собственном соку», в котором было все, что от цыпленка осталось после механической обвалки. Выдавили из него сок и сделали этот продукт. И конфеты в коробке.
Насколько я знаю (у мамы на работе такого не было), если профсоюз был активным, пронырливым, он даже мог предварительно заявки собирать: мол, девочки, что мы хотим, чтобы было в заказе? Это делалось, конечно, по мере возможности. Как раз перед алкогольной реформой маме на работе начали чуть ли не коньяк в наборах давать. Но у нас семья малопьющая, поэтому его тут же меняли на что-то еще. Опять же наша соседка занималась перепродажей заказов, у нее муж ветеран был.
У папы это было реже, но выкатывали заказы к 23 февраля, к Новому году и Дню Военно-морского флота. Разок, помню, в них даже была красная рыба. Мои первые воспоминания о заказах — это когда мне было четыре года, и мы жили в Североморске. Папа приносил настоящие конфеты — такие вот совсем конфеты-конфеты.
И, наконец, третий вид заказов. У нас на углу Союза печатников и Лермонтовского проспекта был как раз стол заказов. Мы туда приходили иногда. Здесь можно было получить буквально «бульдога с носорогом», собачатину второго сорта, которую нарубили вместе с будкой. Ты берешь гречку, сырокопченую колбасу и тут же тебе сунут кофейный напиток «Утро» с цикорием, какао-порошок «Золотой ярлык» (его почему-то никто не любил, хотя он хороший был) и, может быть, конфеты. Возможны были разные комбинации, но «Утро» было обязательным. Пил его только я, потому что до 13 лет мне родители не разрешали пить кофе.
Это было до перестройки, а потом мы просто в очереди в универсаме стояли за чем угодно, и все. Где-то в конце 80-х, как я понимаю, все это стало по своим расходиться, до столов заказов просто не доходило. У папы история с заказами достаточно рано закончилось, а у мамы, поскольку она к тому времени уже была ветераном связи, еще давали.
Я в детстве к заказам так относился: снег падает, дождь идет, за бананами очередь, и раз в сколько-то месяцев приходят заказы. Это воспринималось как явление, безоценочно. Так и должно быть, так устроена жизнь. Если скоро Новый год, значит, родители принесут заказы, значит, в школе будут подарки с конфетами, на елку опять же сходишь, и еще там подарки получишь.
Но это абсолютно уродливая практика — распределение это. Может, мы еще к Замятину придем, талоны на секс выдавать станем? Каждый должен иметь в меру своих экономических возможностей доступ к любым продуктам, информации и так далее.
«Венгерские бройлерные цыплята по одному килограмму — их все хотели купить»
Елена Гузаирова, Москва:
— Заказы выдавали ко всем советским праздникам: 8 Марта, 9 Мая, 7 Ноября. Но новогодний заказ был особенным.
Выдавали их обычно на предприятиях. Когда в середине1970-х я работала на заводе «Гипрохим», у нас сначала профком вывешивал список, где перечислялось все, что будет в заказе. Профторги собирали деньги, а потом коробки с продуктами приносили в отдел и каждый забирал свою.
Заказы у всех были одинаковые. Перед Новым годом в них входили консервы: шпроты, сайра, зеленый горошек, красная икра. Майонез в баночках — по тем временам дефицит. Колбаса. Правда, хорошая колбаса бывала редко, чаще что-то типа краковской. Конфеты клали, мандарины или апельсины. Вместо мандаринов бывали бананы зеленые, они дозревали потом на шкафу в кухне. Но самым шикарным считался заказ, в котором были венгерские бройлерные цыплята по одному килограмму. Их все хотели купить.
Обычно заказ стоил около десяти рублей. Получали его примерно за неделю до Нового года. Тогда вообще продукты к празднику начинали покупать заранее, в магазинах же ничего не было. Как-то раз мы с отцом перед самым Новым годом специально поехали из Сокольников на «Университет» в продовольственный, который считался хорошим, но и там уже оказалось пусто.
А вот 1967 год, год 50-летия Октябрьской революции, я запомнила: мы переехали на новую квартиру, и папа купил стерлядь свежемороженую. А в ней была икра. И мы эту икру засолили, а стерлядь сварили. Было очень вкусно!
Позже, в конце 1970-х — начале 1980-х, я уже вышла замуж, и муж работал в издательстве «Художественная литература». На работе он заказов не брал, но был знаком с директором универмага «Первомайский» Раисой Семеновной. Он ей доставал книги, а взамен брал у нее наборы продуктов — в магазине был стол заказов. Из дефицита можно было получить сырокопченую колбасу, мандарины, конфеты «Ассорти» и чай индийский «со слоном».
При ГУМе был спецраспределитель. Там дефицитные товары могли купить только те, кто был к нему приписан. Например, члены Союза писателей. Я в спецраспределителе была только один раз. Во время съезда писателей хороший знакомый мужа, поэт, подарил нам приглашение.
Распределитель находился не в самом ГУМе, а в соседнем здании, в подвале. Я съездили туда с мамой, но продукты нам были не нужны, мы купили мужские рубашки.
А еще в Советском Союзе был дефицит книг. И для них тоже был специальный распределитель — «Книжная экспедиция». Это учреждение снабжало партийных работников теми книгами, которых в обычных книжных было не достать. Каждый год «Экспедиция» печатала брошюру со списком книг. Отец мужа работал в Госкомиздате, и у него была возможность покупать редкие книги. Так у нас дома появились и собрание сочинений Мопассана, и Майн Рид в шести томах, и Библиотека мировой литературы для детей.
***
Петр Каменченко, Москва
— В конце 80-х дефицитом стало уже все, за бутылку водки и банку тушенки могли запросто убить. Понятно, что праздничные заказы приобрели особую ценность. Вот в то время со мной и произошла история.
Я работал тогда младшим научным сотрудником в Академии медицинских наук СССР. К Новому году нам выдали заказы. Все, что там было, уже точно не вспомню, но, кажется, была бутылка «Советского шампанского», шпроты, банка лосося, кусок сырокопченой колбасы, китайская тушенка «Великая стена», которую, как тогда шутили, китайцы делали из вьетнамских солдат, ну и еще что-то.
Уходил я с работы поздно и, когда собрался домой, мне достался последний драный пакет с заказом, у которого к тому же сразу оторвались ручки. Пришлось нести добычу в охапке.
В метро я заметил, что на мои торчащие из дырок в полиэтилене сокровища внимательно смотрят два щуплых пацана весьма приезжей наружности. Я сделал вид, что выхожу, и в последний момент остался в вагоне. Они рванули к двери, но затем вернулись. И тут я понял, что меня будут грабить.
В то время в Москву из ближнего Подмосковья, а нередко и из далека — из Казани, Набережных Челнов, Уфы, — наезжали «моталки». Добирались до столицы, как получится, подростки 13-17 лет, собирались группами и обычно уже впотьмах, а зимой темнеет рано, неслись по улице, выхватывая из рук прохожих сумки, портфели, сшибали с ног, срывали шапки, дубленки, а тех, кто пытался сопротивляться, быстро и жестоко избивали и неслись дальше, а затем растворялись во дворах. В условленном месте «моталка» собиралась снова, и все повторялось. Когда добычи казалось достаточно, возвращались домой.
Было поздно и темно, я вышел из метро на своей станции, они последовали за мной. С одним я, наверное, справился бы, но их было двое, а у меня руки заняты заказом, к тому же тогда у пацанов были в ходу заточки, и пырнуть могли запросто. И разговаривать бы не стали — как только отойду от света, тут же и нападут.
Дом мой стоит совсем рядом с метро — только дорогу перейти. Вижу, к остановке подходит автобус, мне он не нужен, но я бегу, как будто пытаюсь успеть. Они за мной. Я вскакиваю в автобус — и тут же к передней двери, они вскакивают в заднюю, и когда двери начинают закрываться, я вываливаюсь наружу. Банки, бутылка, колбаса летят за мной в снег. Автобус отходит, я пихаю под куртку все, что удается собрать с дороги, и ухожу в свои дворы.
Повезло, а могли бы и убить.