Повышенная медийная активность последних дней вокруг судебного разбирательства между государственной «Роснефтью» и частной «Системой» говорит о том, что, скорее всего, на этой неделе в деле будет поставлена точка. Обе стороны с разной степенью интенсивности повторяют ранее многократно изложенные тезисы о законности/незаконности операций с активами «Башнефти» в период ее нахождения в собственности «Системы», однако ничего принципиально нового уже не звучит.
Оставим юридические тонкости суду, подойдем к конфликту с позиции легитимности, не юридического, а общественного одобрения действий сторон. Но прежде несколько упускаемых комментаторами соображений о деятельности «Башнефти» ко времени перехода контроля над ней к «Системе» и сразу после.
Вообще-то, «Башнефть» не столько добычная, сколько перерабатывающая компания: в 2010 году было добыто 14,1 миллиона тонн нефти, переработано 21,2 миллиона тонн. То есть треть переработки пришлась на стороннее сырье. По итогам 2014 года положение было таким: добыто (без учета вновь обретенных месторождений) 16,3 миллиона тонн, переработано 21,7 миллиона тонн. Сторонние поставки — порядка четверти всей переработки.
Положение вроде бы улучшилось, но не торопитесь. В 1991 году предприятия будущей «Башнефти» добыли 19,4 миллиона тонн нефти — результат, который удалось превысить лишь в 2016-м (21,4 миллиона тонн), после того как компания вернулась под государственное крыло. (Времена владения «Башнефтью» кланом Рахимова, когда в 2005 году добыча упала до 11,9 миллиона тонн, оставим на рассмотрение соответствующих инстанций).
Еще один нюанс: установленная мощность всех НПЗ «Башнефти» — 24,1 миллионов тонн, но переваривалось, как видите, существенно меньше. Другими словами, «Система», несмотря на дружбу до десен с «Лукойлом», оставляла башкирские НПЗ недозагруженными. Рачительно, что и говорить.
Наконец, «Система», будучи собственником, разгрузила «Башнефть» от многих сопутствующих производственных структур. В самостоятельное плавание — на бумаге, естественно — ушли энергетические («Башкирэнерго»), финансовые («Финансовый альянс»), нефтесервисные («Таргин») и другие активы на общую сумму более 3 миллиардов долларов. В итоге, если в 2010 году балансовая стоимость «Башнефти» вместе с «непрофильными» компаниями составляла 8,4 миллиарда долларов, то в 2014 году — 4,6 миллиарда долларов.
Но это, по мнению ангажированных «экспертов», ерунда, главный показатель успешности — ее величество капитализация. Мол, только спекулятивный фондовый рынок в состоянии определить истинную цену бизнеса.
Сомнительный аргумент, вызывающий массу возражений даже у неспециалистов. На котировки акций могут повлиять самые разные ветра: от роста цен на продукцию (к примеру, на углеводороды), до накачки экономики все новыми и новыми деньгами (американские фондовые индексы нынче бьют рекорды, что больше свидетельствует не об экономическом прорыве, а о росте денежной массы и надувании очередного пузыря).
Ах да, надо же сравнивать со средним ростом по рынку, а лучше — с высокотехнологичными компаниями, облачные достоинства которых сегодня оцениваются выше, чем стоимость компаний, обеспечивающих топливом и теплом треть Европы и значительную часть Азии. Ну-ну. Почем нынче Родина, «коллеги»?
Так вот о легитимности. В прошлом году в разгар баттла между «Роснефтью» и «Лукойлом» за обладание «Башнефтью» ваш покорный слуга в эфире авторской радиопрограммы провел опрос «Что делать с "Башнефтью": оставить под госконтролем или отдать в частные руки?». 94 процента радиослушателей высказались за то, чтобы оставить компанию под госконтролем, причем, в процессе голосования доля «государственников» доходила до 96 процентов.
Понятно, что опрос нерепрезентативный. Так проведите свое исследование, хотя мне как ученому, долгое время изучающему русский экономический характер, и без ваших будущих срезов давно все ясно.
Что ясно? В качестве ответа приведу отрывок из статьи «Моральная экономика: третий путь» современного философа Федора Гиренка, прекрасно иллюстрирующий отношение русского человека к собственности на природные богатства: «Крестьянин нарубил лес, погрузил его на телегу и повез к себе в деревню. Его остановили и стали укорять за кражу господского леса. Когда крестьянина назвали вором, он пришел в ярость, уверяя, что никогда в жизни ничего не украл чужого. Тогда ему указали на лес. Ну, это другое дело. Ведь лес же он ничей. Он божий. Его никто не сажал, за ним никто не ухаживал. Поэтому лес для всех, как воздух. А вот если бы нему был приложен труд, тогда другое дело».
Мы не в Америке, где все недра под частными земельными участками «до центра Земли» принадлежат их собственникам. У нас первоначальное присвоение бесхозных предметов (а природа — здесь я пересказываю мысль американского морального философа Роберта Нозика из книги «Анархия, государство и утопия» — это никому не принадлежащее имущество, обретающее права собственности в результате захвата и переработки), захват прежде ничейных ресурсов, в отличие от американских индивидуалистов, всегда осуществлялся коллективно, общинно, и результаты использования принадлежали всем.
Нет ни одного примера, когда нынешнее государство «отобрало» какие-либо активы, не имеющие отношения к природным богатствам. ЮКОС, ТНК-ВР, «Башнефть» и прочие, да даже «Газпром», в котором государству на момент прихода к власти Владимира Путина принадлежало всего 38 процентов уставного капитала, — все это укладывается в представленную ментальную скрепу. И пусть сегодня многие предъявляют претензии к финансовому поведению менеджмента крупнейших российских сырьевых госкомпаний (тот же Путин на днях «посоветовал» «Газпрому» не увлекаться возведением дворцов), никогда не забывайте, что менеджеры приходят и уходят, а контроль государства над природными ресурсами остается.
Кстати, иностранцы, которым «диванные аналитики» предрекают разочарование в российском инвестиционном климате, эту нашу мировоззренческую особенность прекрасно усвоили, а потому в сферу добычи полезных ископаемых особо не лезут, разве что миноритариями.
Попробовали бы иностранные спекулянты побеспредельничать на финансовых рынках того же Китая — поиграться с минимальной комиссией с курсом юаня или вывести из страны сверхприбыли от carry trade. Им бы моментально напомнили, кто в доме хозяин. А у нас — пожалуйста. Это же иностранные инвестиции, святое.
В заключение несколько фактов из истории олигархического возвышения основного владельца «Системы», почерпнутых из СМИ. Евтушенков — классический пример олигарха «лихих 90-х». При раннем Лужкове он возглавлял одну из ключевых структур столичного правительства — Московский комитет по науке и технологиям (МКНТ), который будущий башкирский нефтяник сначала превратил в коммерческую организацию с аналогичным названием, а затем и приватизировал ее. Общеизвестная близость Евтушенкова к Лужкову подтверждается еще одним, на этот раз семейным обстоятельством: Лужков и Евтушенков женаты на родных сестрах Батуриных.
В 1993 году Евтушенков формально отпочковывается от мэрии и начинает активно скупать преимущественно московские активы: к нему переходят «Интурист», «Детский мир», московский НПЗ, зеленоградский научно-технический комплекс и даже МГТС. Как отмечают журналисты, фирменным стилем вновь образованной корпорации «Система» становятся «манипуляции с активами, когда в результате сложных реорганизаций или банального рэкета в собственность ей достаются бизнес-предприятия, из которых затем выжимаются все соки с целью получения краткосрочной баснословной прибыли».
Вероятно, именно жадность Евтушенкова и сгубила. Еще в конце 2014 года российские медиа писали, что Евтушенков даже в предгрозовые времена продолжал получать предложения о продаже «Башнефти», причем разговор шел не о копейках, а о суммах до 12 миллиардов долларов. «Но Евтушенков отказался, заявил, что пойдет на биржу, там компания будет стоить 15 миллиардов долларов, а потом 18 миллиардов долларов, а потом 20 миллиардов долларов. Ему наверняка сказали — побойся бога, купил за 2,5 миллиарда долларов, времени прошло немного, денег вложены не горы». Как мы теперь знаем, не проняло.
Вместо послесловия. Если уфимский суд примет решение в пользу государства, это будет во всех смыслах справедливо. Что до идейных противников российского общественно-экономического устройства, то непонятно, что они до сих пор делают в столь ненавистной им России.