Перед Новым годом экраны традиционно заполняют либо размашистые, конвейерные голливудские блокбастеры, интересующиеся только самой массовой аудиторией, либо приторные, склонные к предпраздничному сюсюканию отечественные картины. Тем ценнее альтернатива — например, кино французское, которое в этом году представлено в широком прокате, ведь на экраны выходит новый фильм авторов «1+1» Оливье Накаша и Эрика Толедано «Праздничный переполох». Дают каникулы и возможность напомнить себе о том, что, пожалуй, именно Франция, где кино в свое время и родилось, сделала для его развития и разнообразия больше всех остальных стран — в доказательство галерея «Ленты.ру» с главными французскими фильмами в истории.
Лучшая европейская комедия 2017 года «Праздничный переполох». В кино с 1 января!
Кадр: фильм «Правила игры»
Возможно, самый злой — и при этом невероятно смешной — из когда-либо снятых портрет Франции в рамках всего одного фильма, который остается актуальным и почти восемьдесят лет спустя, несмотря ни на какие социальные потрясения и перемены, произошедшие с тех пор. Жан Ренуар, чьи «Великая иллюзия» и «Будю, спасенный из воды» не меньше заслуживают места в этом списке, сводит на загородной вечеринке высшего света представителей почти всех страт общества — и, постепенно обнаруживая драму на каждом классовом уровне, создает печальную панораму страны, раздираемой противоречиями.
Кадр: фильм «На последнем дыхании»
Программный фильм французской «новой волны», снятый в 1959-м всего лишь 29-летним Годаром, сейчас смотрится полноценным — и пугающе пророческим — предсказанием соблазнов, ритма и поражений, которые ждали мир в шестидесятых. Сыгранный Бельмондо бунтарь без причины Мишель Пуакар несется к своей гибели, кажется, всем своим беспокойным, спонтанным существом протестуя против уныния окружающего его почтенного мира — Годар же дает современникам и потомкам образцовый пример протеста против бесконечно поучительного, «папочкиного» кино старой формации, почти по-партизански снимая на натуре, разрывая монтажные конвенции и избегая даже намека на мораль или дидактику.
Кадр: фильм «400 ударов»
Дебют другого флагмана «новой волны» — Франсуа Трюффо — также предъявил портрет героя поколения, на тот момент во французском кино вовсе никак не представленного. Но в отличие от Годара, Трюффо нашел такого героя не среди двадцатилетних, а в 14-летнем подростке, киномане и шантрапе Антуане Дуанеле, неприкаянно ищущем свое место в мире, которому нет до него никакого дела.
Кадр: фильм «Дневник сельского священника»
В истории кино, пожалуй, нет другого режиссера, который бы снимал фильмы, настолько безжалостные и одновременно обнадеживающие, как Робер Брессон — и при этом обходился таким показательным минимумом средств. Его экранизация романа Жоржа Бернаноса последовательно и неумолимо ведет безымянного героя, священника из Амбрикура, от чувства непонимания и безысходности к натуральной трагедии. Брессон при этом избегает того, чтобы заклеймить бытие как таковое — в одних переходах между светом и тенью, в самой смене кадров дыхания жизни у него оказывается столько, что кажется, на экране проступает подлинная, лишенная фатализма суть вещей.
Кадр: фильм «Клео от 5 до 7»
Аньес Варда до сих пор пребывает в отличной режиссерской форме (ее свежий фильм «Лица, деревни» входит во многие списки лучших картин 2017 года) — но не растерял своего обаяния и ее самый известный, второй в карьере фильм. Сюжет о бродящей по городу в ожидании диагноза врача певице Клео Варда снимает в почти документальной манере — улавливая движения, голоса, ритмы и свет парижских улиц: получается, возможно, самый изобретательный с точки зрения приемов и уж точно самый легкий фильм «новой волны».
Кадр: фильм «Плата за страх»
Пожалуй, лучший пример французского остросюжетного кино — в котором Анри-Жорж Клузо не только подтверждает, что не уступает в плане закручивания интриги и построения кадра Альфреду Хичкоку, но и даже великого британца превосходит. История о четырех неудачниках, ради билета из нищеты Латинской Америки в родную Европу соглашающихся на самоубийственную миссию по перевозке нитроглицерина, и сама искрит напряжением от первого до последнего кадра так сильно, что кажется, вот-вот, произойдет короткое замыкание.
Кадр: фильм «Любовь»
Снимающий во Франции аргентинец Ноэ обладает провокационной репутацией — но даже самые ярые из его критиков вряд ли будут отрицать, что фильма колоритнее, эффектнее и насыщеннее «Любви» во французском кино 2010-х попросту не было. Банальная история романа американского студента и французской художницы в руках Ноэ — и в издевательском, наркотическом 3D — превращается в почти апокалиптический по взвинченности диптих о близости и разъединении.
Кадр: фильм «Самурай»
Криминальное кино не было таким стильным, как «Самурай», ни до, ни после: его главный герой, наемный убийца в невозмутимом, молчаливом исполнении Алена Делона, живет, руководствуясь кодексом самурайской чести — и сам фильм, словно следуя за своим героем, представляет шедевр аскетизма. Минимум диалогов и драматургических ухищрений превращает простую по сюжету криминальную драму в подлинную притчу о смерти и мести.
Кадр: фильм «Глаза без лица»
Один из самых романтичных и при этом страшных фильмов в истории кино — который заслужил классический статус спустя долгие годы после выхода на экраны. Франжу скрещивает хоррор, сказку и саспенс из бульварных романов в истории о жертве автокатастрофы, ради восстановления лица которой ее отец-хирург открывает натуральную, безумную охоту на девушек Латинского квартала.
Кадр: фильм «Блуждающий огонек»
В лучшем из своих ранних фильмов Луи Маль показательно обходится без пустых, дешевых эффектов — и на протяжении всего экранного времени сохраняет отстраненную дистанцию по отношению к главному герою. Тот, утратив способность радоваться жизни и устав от алкоголизма, собирается покончить с собой — и Маль оставляет за персонажем право на самоопределение, не осуждая, но и не романтизируя его.
Кадр: фильм «Зеленый луч»
Обманчиво простой, даже легкомысленный фильм Ромера, повествующий о том, как молоденькая парижская секретарша едет в отпуск без бойфренда, на деле постепенно, без лишних слов и высокопарных высказываний раскрывает природу жизни во всей ее полноте. Для этого Ромеру оказывается достаточно уловить тот скоротечный миг свойственных молодости неприкаянности и свободы, который так напоминает зеленый луч, вспышку света, которую иногда можно заметить во время рассвета или заката.
Кадр: фильм «Мамочка и шлюха»
Если «400 ударов» и «На последнем дыхании» породили французскую «новую волну», то «Мамочка и шлюха» Эсташа вбила последний гвоздь в крышку ее гроба. Эсташ толком не выпускает своих персонажей из квартиры, которая с каждым кадром, кажется, все больше нуждается в воздухе — заставляя их три с половиной часа проговаривать свои страхи, желания, грехи и тем самым подписывая приговор и сексуальной революции, и всем надеждам поколения 1960-х.
Кадр: фильм «Хорошая работа»
Африканский форпост Иностранного легиона становится ареной для бурления потаенных желаний, развенчания мачо-бравады, свойственной строго мужским коллективам, наконец, для трансформации телесного измерения в метафизическое. Дени обходится при этом минимумом слов — но и не стремится усложнить зрителю восприятие: «Хорошая работа» опирается в основном на диссонанс музыки и мизансцены, складываясь почти в мюзикл.
Кадр: фильм «Страсти Жанны Д'Арк»
Мало найдется фильмов в истории кино, которые способны производить такой сокрушительный — и опустошающий — эффект, как снятый во Франции шедевр датчанина Карла Теодора Дрейера. История суда над Жанной Д'Арк строится почти на одних только крупных планах — которые у Дрейера складываются в условную галерею человеческих типов как таковых, центральное место в которой занимает, конечно, фигура мученицы: лицо закончившей жизнь в психиатрической клинике актрисы Марии Фальконетти вряд ли когда-нибудь забудет хоть один зритель этой картины.
Кадр: фильм «Дети райка»
Масштабный, изобретательный и амбициозный фильм Карне уже в момент своего выхода на экраны был провозглашен французским ответом «Унесенным ветром» — и надо сказать, по глубине понимания страстей человеческих и по иронии, с которой те изображены, американскую классику даже превосходит. История о борьбе четырех мужчин за сердце одной женщины становится здесь для Карне поводом развернуть настоящую панораму парижской жизни XIX века — от бедных кварталов до театральных подмостков.
Кадр: фильм «Время развлечений»
При всей любви к многочисленным кумирам французской комедии, будь то Ришар или Де Фюнес, Бурвиль или Фернандель, главным местным комиком всех времен всегда останется Жак Тати — что «Время развлечений» доказывает как ни один другой фильм классика. Его вечный герой, месье Юло, окончательно слетает здесь с катушек, проводя сутки в неузнаваемом, почти сюрреальном Париже — ни одна другая кинобуффонада так не напоминает галлюцинацию и не приближается в процессе так близко к абстрактному искусству.
Кадр: фильм «Полиция»
Среди всех классиков французского кино ХХ века Морис Пиала остается, пожалуй, самым недооцененным — возможно, дело в той последовательной мизантропской интонации, которая сохраняется во всех его фильмах и которая делает их просмотр времяпрепровождением максимально неуютным. Этого Пиала, впрочем, и добивается — что хорошо заметно в криминальной драме «Полиция», где история расследования арабского наркотрафика в Париже постепенно трансформируется в трагедию неизбежности грехопадения.
Кадр: фильм «Аталанта»
До гибели от туберкулеза Жан Виго успел снять всего один полнометражный фильм — но зато какой. Простенькая по сюжету мелодрама о любви мечтательной девицы и брутального капитана баржи у Виго превращается в полноценный слепок авторского мировоззрения и его страсти к жизни — насыщенный тончайшими киноприемами и предвосхищающими итальянский неореализм наблюдениями за бытом простого человека.
Кадр: фильм «Ненависть»
Самым известным французским режиссером в 1990-х был, пожалуй, Люк Бессон — но это не он, а Матье Кассовиц нашел дерзкому, эффектному и прямолинейному стилю кино этого десятилетия лучшее применение. Им оказались не эскапистские, как у самого Бессона, сюжеты о мечтателях, ныряльщиках и спасительницах из космоса, а суровая хроника одних суток, которые трое остолопов с окраин проводят в криминальных эскападах в центре города. Все те этнические проблемы, которые ждут Париж в XXI веке, Кассовиц концентрирует уже здесь — и получается, конечно, гремучая, взрывоопасная смесь.