30 лет назад, 7 декабря 1988 года, разрушительное землетрясение практически полностью уничтожило армянские города Спитак, Гюмри (Ленинакан) и сотни сел на северо-западе республики. Не менее 25 тысяч погибших, полмиллиона оставшихся без крова.
Сила толчков в эпицентре превышала 10 баллов. В Спитаке не осталось ни одного уцелевшего дома — только груды красного туфа, битого кирпича, обломков бетона. Ленинакан был разрушен на 80 процентов. В разной степени пострадали еще более 300 населенных пунктов.
Армянское землетрясение произошло на заре перестройки, одним из признаков которой стала гласность. Поэтому о страшных событиях страна узнала немедленно и во всех подробностях.
Но быстро организовать необходимую помощь не удалось. МЧС тогда еще не существовало — эта структура была создана два года спустя, а службы гражданской обороны (ГО) оказались совершенно не готовы к столь масштабному бедствию, не имея необходимой техники, специалистов, опыта.
Тогда на помощь армянскому народу пришел весь Советский Союз. В республику приехали тысячи добровольцев. И не только из СССР, но и из Европы, США, Латинской Америки, Израиля... На развалинах армянских городов работали профессиональные спасатели и волонтеры из 110 стран мира.
Одним из таких добровольцев был московский студент Андрей Дьяченко. Увидев один из первых репортажей из Армении, он твердо решил отправиться в зону бедствия. Его воспоминания о тех днях «Лента.ру» публикует в галерее, посвященной страшным событиям 30-летней давности.
Спитак. 8 декабря 1988 года
Фото: Александр Гращенков / РИА Новости
— Мы с приятелем приехали к постпредству Армянской ССР и там нам сказали, что в республику будут отправляться спецрейсы и что в пять часов от этого здания поедут автобусы на аэродром. Поехал домой собирать рюкзак и опоздал. Спросил у сотрудников, куда ехать, они посоветовали отправиться во Внуково.
Приехав в аэропорт, увидел группу молодых людей, сидевших на рюкзаках. Это оказались ребята с геологического факультета МГУ. Они рассказали, что летят за свой счет, но не у всех есть деньги на билет. Он стоил 41 рубль, а стипендия в ту пору была 25 рублей.
В какой-то момент к нам подошел модно одетый молодой армянин. В длинном кожаном пальто. Познакомились. Он рассказал, что тоже едет на родину в связи с трагедией. Спросил, нужна ли нам помощь. Мы объяснили, что не хватает 150 рублей на билеты, и он сразу дал нам эти деньги.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Игорь Гаврилов / The LIFE Images Collection / Getty Images
— Организация была никакой, что неудивительно при отсутствии каких-либо специализированных служб. В Ереване никто нас не встречал, нам самим пришлось искать автобус, чтобы добраться в Спитак. На месте нас отправили в распоряжение военных. Было уже темно. Нам дали большую палатку. Мы ее собрали, сколотили нары, раздобыли буржуйку.
В первые дни не было снега, и мы очень мучились от пыли, которая стояла в воздухе. Респираторов не было. Помню, у одного из наших парней был день рождения, и мы сумели раздобыть ему одноразовый респиратор в подарок.
Ленинакан, декабрь 1988 года
Фото: Александр Макаров / РИА Новости
— После первого дня пришли в палатку и сидели молча. Нашли бутылку белого вина, какого-то рислинга. Всем хватило буквально по глотку. А потом зашел человек и сказал, что под завалами вроде бы слышали чей-то голос, и мы все побежали туда.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Александр Гращенков / РИА Новости
— Вот о ком хочу сказать отдельно, так это о грузинах. Они, как мне кажется, первыми стали оказывать организованную помощь местным. Основная техника, без которой никакие серьезные работы были бы немыслимы, — краны, самосвалы, бульдозеры — были тоже из Грузии.
Ленинакан, декабрь 1988 года
Фото: Игорь Михалев / РИА Новости
— Трупы из завалов на руках не поднимали. Обычно складывали в обычную чугунную ванну и краном цепляли. Тела складывали на обочине вдоль дорог и переулков. Потом приезжал ГАЗ-66 и отвозил их на стадион, складывая прям на футбольном поле. Туда уже приходили родственники, чтобы опознать погибших.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Wojtek Laski / East News
— В какой-то момент в Спитак начали привозить гробы. Каких только не было цветов и форм. Привезли столько гробов, что можно три города похоронить. Такое было ощущение.
Кубинские врачи в полевом госпитале оказывают помощь пострадавшим. Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Андрей Соловьев / ТАСС
— Знаете, когда у человека долго сдавлены конечности, то кровь там останавливается и сворачивается. А после освобождения циркуляция возобновляется, и какой-нибудь из сгустков может оторваться и заблокировать жизненно важную артерию. И человек в этом случае умирает. Представляете, его вытащили из-под завала, вроде, самое страшное позади, а тут такое.
А что делать в такой ситуации? Помню, как кричали нам, мол, парни, рубите руки. Ну кто на такое способен?.. Мы не могли. Накладывали жгуты перед тем, как вытащить человека. Потом людей этих увозили в больницы. Надеюсь, что хоть кто-нибудь из них выжил. Тяжело об этом вспоминать.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Wojtek Laski / East News
— Помню, как искали девочку, ее звали Ануш. Мы слышали ее голос откуда-то из-под завалов, но никак не могли понять откуда. Пытались пробраться к ней с двух сторон, искали всю ночь… но так и не нашли.
Потом стали использовать собак, которые помогают находить людей под завалами. А тогда человек, услышавший что-то похожее на голос, подавал особый сигнал. Тогда люди и техника замолкали. Все вслушивались.
Больница Ленинакана, декабрь 1988 года
Фото: Peter Turnley / Corbis / VCG via Getty Images
— У военных работал телеграф. И я несколько раз бесплатно писал родителям, чтобы не беспокоились за меня.
А еще очень оперативно поступала свежая пресса. И мы с интересом читали о том, что происходит в Спитаке. Помню, в одной из газет был такой заголовок: «Терпкий трупный запах висит над городом...»
Ленинакан, декабрь 1988 года
Фото: Андрей Соловьев / ТАСС
— В один из дней поймал себя на мысли, что наша работа стала привычной обыденностью. Человек — это такое животное, которое очень быстро привыкает к окружающим его обстоятельствам. Мы молчали первые дни, очень странно себя чувствовали. А потом стали как-то привыкать. Даже иногда на гитарах играли по вечерам, шутили друг над другом. Наверное, это была своего рода защитная реакция.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Александр Гращенков / РИА Новости
— В Спитаке я узнал, что такое настоящий голод. Мы находились в распоряжении военных. Жили по их распорядку, командиры распределяли нас на работы по участкам, они же нас и кормили.
А однажды они сказали, что надо капусту загрузить, чтобы куда-то ее вывезти из городка. Кто-то из местных с ними договорился. Нас это обескуражило. Наш командир Миша — преподаватель МГУ — сказал: «Нет, мы приехали сюда людей спасать, а не капусту грузить. На объектах людей не хватает». Короче, мы отказались грузить капусту, а военные отказались нас кормить.
Многие потеряли тогда не только крышу над головой, но и практически все свое имущество. Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Peter Turnley / Corbis / VCG via Getty Images
— В следующие три дня после отлучения от армейских пайков наш ежедневный рацион состоял из одной банки рыбных консервов на троих. При этом работали мы очень много, не считая часов. И есть хотелось до одурения.
За эти две недели я похудел на 20 килограммов. Я в ту пору культуризмом занимался, и вот после возвращения пришел в спортзал и стоял там дрищ дрищом. Все мышцы съел.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Александр Макаров / РИА Новости
— Потом начала поступать гуманитарная помощь из Европы, и это был какой-то космос. Мы раздобыли консервы для альпинистов, которые назывались «Мон Блан». Такая узкая высокая банка, как сейчас у энергетиков. У нее была крышка, которую можно без ножа открыть. Внутри каша молочная рисовая с ванилью. Эта банка еще саморазогревающаяся была: крышку с нижней стороны открываешь, и там какой-то состав при контакте с воздухом начинал греться. Это в 1988 году!
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Александр Макаров / РИА Новости
— В первые дни доставали еще живых людей. Но радости от этого как будто никто не испытывал. Никому не пожелаю увидеть искалеченных людей в таком состоянии. Особенно запомнилась одна девочка — эта картина до сих пор встает у меня перед глазами, как только я вспоминаю Спитак. Такое и рад бы забыть, но уже не получится. Я даже теперь не могу об этом спокойно говорить. Понимаете, мы там такое видели, о чем лучше не рассказывать.
Жители Спитака оплакивают близких, декабрь 1988 года
Фото: Александр Гращенков / РИА Новости
— В городе не было ни канализации, ни водопроводной воды, ни источников поблизости. Вдоль дороги стояли деревянные коробки с бутылками боржоми, привезенные из Грузии. Ее мы и пили и умывались ей, потому что ничего другого не было.
А потом ударил мороз и бутылки полопались. И мы по утрам рылись в этих ящиках, чтобы откопать уцелевшие и отогреть их.
Ленинакан, декабрь 1988 года
Фото: Александр Чумичев / ТАСС
— За две недели нам один раз удалось помыться. Военные пригнали грузовики с душевыми. Вода в них была теплая, но не было никаких полотенец. И мы мылись, а потом своей грязной одеждой вытирались.
![Помню такой эпизод. Ранее утро. Разрушенный город. Вдоль дороги идут какие-то вояки и собирают мусор по обочине. Какой-то сюрреализм. Мы поинтересовались, зачем они тратят на это драгоценное время, а они отвечают: «Ну вот [председатель совета министров СССР Николай] Рыжков должен приехать в штаб, сказали убрать мусор».
Рыжков курировал от правительства работу в Спитаке. Я ничего не могу сказать о нем плохого. Но этот нелепый эпизод почему-то запомнился.](https://icdn.lenta.ru/images/2018/12/06/14/20181206142840725/preview_4641576863c3a001cd3246b89bfc8382.jpg)
Михаил Горбачев с супругой во время визита в разрушенный Спитак
Фото: Wojtek Laski / East News
Помню такой эпизод. Ранее утро. Разрушенный город. Вдоль дороги идут какие-то вояки и собирают мусор по обочине. Какой-то сюрреализм. Мы поинтересовались, зачем они тратят на это драгоценное время, а они отвечают: «Ну вот [председатель совета министров СССР Николай] Рыжков должен приехать в штаб, сказали убрать мусор».
Рыжков курировал от правительства работу в Спитаке. Я ничего не могу сказать о нем плохого. Но этот нелепый эпизод почему-то запомнился.
Спитак, декабрь 1988 года
Фото: Wojtek Laski / East News
— Были мародеры. Говорили, что в первый же день угнали все уцелевшие машины из города. Тех, кого удавалось поймать, как я понял, просто убивали. Однажды я был свидетелем того, как поймали двух мародеров с какими-то коврами и ювелиркой. Их начали забивать палками и кусками труб, но подъехала милиция. Помню, им пришлось применить силу, чтобы отбить у толпы этих двоих.
Ленинакан, декабрь 1988 года
— Мы работали в городе, а потом поняли, что совсем рядом, в горных селах вообще никого нет из спасателей. А ведь погибли не только люди, но и домашний скот. Трупы нужно было каким-то образом утилизировать. Закапывать их в каменистую землю — каторжный труд. И мы отправились в горы.
Поминки. Ленинакан, декабрь 1988 года
Фото: David Turnley / Corbis / VCG via Getty Images
— И вот мы оказались в деревне. Как раз в один из дней нашей голодовки. Весь день работали, чудовищно устали, и уже под вечер собрались обратно в лагерь. И тут мы увидели какую-то бабушку, которой уже несколько дней негде было ночевать. В общем, решили задержаться и как-то помочь ей.
Очень быстро нашли непонятно каким образом оказавшуюся там разобранную туркменскую юрту. Видимо, привезли в качестве гуманитарной помощи, да так и бросили. Помню, толстый такой войлочный пол у нее был. Решили во что бы то ни стало ее собрать. Там была инструкция, но на туркменском языке и почти без картинок.
Кладбище Спитака, декабрь 1988 года
Фото: Р. Мангасарян / РИА Новости
— А юрта — это не палатка, там все хитро. Стенки-решетки нужно растянуть, потом привязывается войлок. И крыша — она такая из реек — собирается специальным образом на земле, а потом уже крепится сверху. Голодные, злые. Мы переругались, едва не подрались, но юрту эту собрали.
Кладбище Ленинакана, декабрь 1988 года
Фото: Р. Мангасарян / РИА Новости
— Надо понимать, что теми сильными толчками, которые разрушили города, дело не закончилось. Потом было еще порядка пятисот толчков, в том числе весьма ощутимых. Бывало, стоишь и чувствуешь вибрацию под ногами, и откуда-то с гор идет гул. Неприятные ощущения.
В нашей палатке стояла печка-буржуйка, и как-то ночью был настолько сильный толчок, что она упала, и мы едва не сгорели все. Стали после этого оставлять дежурного на ночь.
Для оказания помощи пострадавшим от землетрясения в Армению прибыла настоятельница Ордена милосердия мать Тереза. 20 декабря 1988 года
Фото: Р. Мангасарян / РИА Новости
— Мы оставались в Спитаке больше двух недель. Говорили, что на таких ЧС и в таких условиях нельзя работать больше недели. Бригады действительно менялись, а про нас тогда забыли, похоже.
Помню, перед отъездом бегал и просил, чтобы мне дали какую-нибудь справку. Надо же было как-то доказать, что я не гулял где-то. И мне тогда дали почетную грамоту от ЦК ВЛКСМ Армении, в которой было написано, что с такого-то по такое-то число я работал в Спитаке.
— За обратную дорогу мы уже не платили. Из Москвы в Ереван к тому времени уже летали дополнительные рейсы. Из Москвы самые разные специалисты, оборудование и все, чего так не хватало в зоне бедствия. В Москву — раненые, беженцы и такие, как мы, отработавшие свою вахту. К моменту нашего отъезда все уже было хорошо организовано. А в последний день армяне накрыли нам стол.
Пострадавший в результате землетрясения
Фото: Peter Turnley / Corbis / VCG via Getty Images
— Та поездка в Спитак стала для меня страшным и очень важным опытом. В одном месте в одно время оказались сотни ребят, которые на 100 процентов близки тебе по духу. Это был мощный поток самых благородных человеческих чувств: деятельной любви, сострадания. Поток, который, как лавина, был вызван землетрясением. Вовлеченные в него люди находились в каком-то особом состоянии.
Спитак. 1 января 1989
Фото: Wojtek Laski / East News
— Домой я вернулся 31 декабря. В новогоднюю ночь мы с друзьями ходили по праздничной Москве и просто разговаривали.
Несколько следующих лет мы регулярно встречались с ребятами из нашей группы. А потом лихие 90-е: кто-то погиб, кто-то эмигрировал. Лет десять назад мы снова собирались. Пять человек…